– Но?
– Доктор, не стоит фантазировать, мне хватит и пяти минут, – перебил его Краевский.
– Как вам будет угодно, – кивнул Нойман, нервный тик свел его обожженную щеку.
Нойман почувствовал, как рука Краевского нырнула в карман белого халата, хрустнуло несколько купюр. Артур Карлович не стал противиться.
– Я все понял, Анатолий Александрович. Лишь бы не было проблем с дамой. Видите ли, она очень юна, нежна и, судя по всему, совсем неопытна. И как я понял, в Карлсбаде ей не доводилось бывать.
– Вы все правильно поняли. А потому надеюсь на ваше красноречие…
* * *
– Мила, я оставлю тебя в клинике. Доктор Нойман – наш европейский светило. Он все тебе объяснит. Я отъеду по делам. Не скучай, любимая, я скоро вернусь.
– Анатолий Александрович, вы куда? – ее глаза смотрели жалобно и испуганно.
– Не беспокойся, Мила. Я съезжу в Управу. Вчера я получил один важный циркуляр. Я ненадолго. Ты и не заметишь, как я вернусь.
– Но…
– Никаких но… Вспомни, ты обещала меня слушаться, – понизив голос, решительно произнес он. – И доктора тоже слушайся. Все, что он будет делать, необходимо. Ты поняла? Необходимо, если ты желаешь стать настоящей светской барышней.
– Но что? – в ее глазах стояли слезы.
Он не ответил и молча вышел. Хлопнула входная дверь, Людмила вздрогнула. Сердце стучало так громко, что она слышала его стук где-то у себя в горле.
– Сударыня, зачем вы плачете? – растерянно пробормотал доктор, оставшись с Людочкой наедине. – Я не собираюсь причинять вам боль. Возможно, вам будет чуточку неприятно. Не более. Я буду аккуратен.
«Господи, как она похожа на ту, далекую мою возлюбленную – княгиню Мещерскую… Она, будто ее родная сестра. Внешне. Та же хрупкость, порода, утонченная внешность. Только княгиня была её полной противоположностью по сути. Эта – невинна и пуглива, та – решительна, страстна и… развратна. О, боги! Какая насмешка! Я вновь увидел этот лик и эту фигуру. Но в этом теле живет иная душа. Они обе – как Ева и Лилит».
– Доктор, доктор! Вы слышите меня?
– Да? – очнулся Нойман.
– Что вы будете мне делать?
– О, сущий пустяк, мадемуазель. Я лишь поставлю вам несколько клистиров.
– Но что это?
– Пойдемте в процедурную. Мне надо вам показать ряд медицинских пособий и атласов.
Четверть часа доктор объяснял и показывал Людочке строение человеческого кишечника. Объяснял пользу его промывания. Она бледнела и краснела, вникая в тонкости этого процесса.
– А разве всем барышням делают эти вещи?
– Да, конечно, – лгал лекарь, успокаивая себя в душе тем, что ложь эта рождена во спасение. Разве от его процедур этой девушке станет хуже? Отнюдь. Она зацветет сильнее прежнего. А потому, какие могут быть сантименты? Все вопросы стыдливости не более чем жалкое жеманство. Разве бывает стыдно своей наготы раненному солдату или рожающей бабе? Довольно миндальничать и с этой особой.
