– Но, как же… Меня мама выгонит из дому, если «я принесу в подоле».
– Никто тебя не выгонит. Ничего не бойся. Мы пойдем совсем иным путем. Я буду ласкать тебя иначе. Этот способ использовали и римские патриции, и священные весталки, и вавилонские и египетские царицы, и сама Клеопатра, и многие роскошные девы. Не спрашивай меня пока ни о чем. Я все тебе постепенно расскажу… Я поведу тебя тропою чувственных наслаждений. Наслаждений тонких и изысканных. Наслаждений достойных не плебеев, а аристократов.
Людочка слушала своего Краевского, затаив дыхание. Она смотрела на него, как на бога. Краевский же, не смотря на все свое красноречие, немного лукавил, как лукавят все мужчины, уговаривающие женщин на тайную связь. Он не настолько был свободен материально, чтобы ничего не бояться. Мы упомянули выше, что Краевскому были крайне нежелательны не только нелепые и позорные разоблачения, но и даже малейшее пятно на собственной репутации. Да, он боялся и боялся сильно своей супруги. Ибо всю его красивую жизнь, многочисленные счета из модных магазинов, ресторанов, дорогих курортов, изысканных развлечений, званых обедов, дорогих экипажей, породистых скакунов – словом все оплачивалось из огромного состояния его супруги Руфины Леопольдовны, в девичестве Фон Фейербах. Отец Руфины был довольно крупным миллионером, владельцем нескольких мануфактур. И потому Краевский лгал. Вы спросите: зачем он так рисковал? И мы затрудняемся дать ответ. Только сам Всевышний мог бы разобраться в тех мистериях, что бушевали в душе этого красивого и умного джентльмена. В ней боролся страх и благонравие с равными по силе плотскими желаниями и жаждой риска. Да, он рисковал и словно ходил по лезвию острой бритвы. И это состояние пьянило его без вина. Если бы какая-то сила рискнула отнять у него вторую, тайную его жизнь, полную любовниц, шумных борделей, притонов, опиумных клубов и игорных домов – всего того, что в обществе считается пороком – он верно бы зачах или даже умер от скуки…
В душе он был жутко рад, что разговор о невозможности дефлорации начала сама Людочка, а не он. С него снимался груз тех неловкостей, которые могли бы возникнуть, если бы опасения первым высказал он. А так все его красноречие выглядело довольно убедительным и естественным.
Краевский лег на кровать. Он устал говорить. Людмила тоже молчала. Прошло несколько минут.
– Людочка, ты не голодна?
– Нет.
– Тогда, давай снова выпьем.
Он переоделся в домашний халат и принес бутылку темного вина.
