Через несколько мгновений послышался стук в дверь.
– Да, да, войдите! – стараясь говорить спокойнее, отвечал он.
– Я опоздала немного. Простите, Анатолий Александрович. У возницы сломалось колесо. Пришлось пересесть в другую пролетку. А тут дождь. Я, кажется, промокла, – покрасневшие пальцы смахнули капли с кружевной шляпки.
– Мила… – он смотрел на нее во все глаза.
Людмила вошла, робко задержавшись на пороге. Казалось, что за эти несколько дней она словно бы отвыкла от их сумасшедшего и неожиданного романа, и от ее нового положения в этом доме, и от самого графа – этого безумно красивого, умного и элегантного господина. Она будто заново смотрела на тяжелую ткань дорогих портьер, на потолочную лепнину, на блеск изящной мебели. Ноздри с удивительным наслаждением вдыхали аромат его дорогих английских сигар, одеколона, аромат головокружительной и богатой жизни графа Краевского. И снова она почувствовала себя жалкой горничной, маленькой и нищей, словно случайно попавшей на этот праздник жизни, который не принадлежал ей по праву рождения, а который она снова крала, как голодная и бесчестная татя.
– Ну здравствуй, Мила.
– Здравствуйте, Ваше Сиятельство.
– Что с тобой?
– Со мной все в порядке, – она сосредоточено нахмурилась и покраснела.
– Тогда откуда этот официоз?
– Граф, я много думала за эти дни. Нам надо расстаться.
– Молчи! – крикнул он. – Ты для этого сюда приехала, чтобы сообщить мне об этом?
Он сразу же вспомнил детали своего ночного кошмара, приснившегося в ту ночь, в гостинице Дятлова. И кровь бросилась ему в лицо.
– У тебя кто-то есть? – спросил он с замиранием в голосе, прищурив глаза.
– Кто?
– Ну, не знаю, может, матушка твоя хочет тебя выдать замуж? Кто он?
– Помилуйте, о чем вы?
Он подошел ближе и схватил ее за руку.
– Отчего ты захотела расстаться?
– Я не могу так… Я боюсь вашей супруги.
– Ах, это? Глупая! Ничего и никого не бойся. Ты слышишь? Глупая! Как ты меня напугала… – Он сжал ее в крепких объятиях и принялся обсыпать поцелуями ее лицо, шею, руки. Кружевная шляпка упала с Людочкиной головы прямо на пол. Он целовал ее, а она плакала. Он тряс ее за плечи, успокаивая и снова целуя.
– Глупая, я тебя никому не отдам! К черту всех мужей. Я буду твоим мужем! Я! Ты поняла?
– Но ведь вы женаты!
– Ничего. Один бог знает наши судьбы. Пусть я пока побуду двоеженцем. Если сие разрешено мусульманам, то почему нельзя мне?
– Вы грешите…
– Оставь эту церковную заумь. Скажи только одно: ты любишь меня?
