Она родилась на побережье. Дом ее отца, известного патриция, принадлежал к римскому роду Постумиев. Все ее предки по мужской линии были знаменитыми военными трибунами, консулами или диктаторами. Люциния очень гордилась своим происхождением. Один из домов этого семейства находился в самом Риме. Но все детство Люциния провела с сестрами и собственной матерью в мраморном дворце, построенном возле побережья. Как она любила море. И как она скучала по морю здесь, в Риме. Конечно, она ходила во время весенних и летних церемоний к Тибру. Но ни одна река не могла заменить ей сине-зеленой, пенистой стихии Нептуна. Ранним утром, с первыми, еще робкими лучами солнца, маленькая Люциния спешила к морю. Подобно игривой серне, босыми ногами она бежала с камня на камень, через небольшую оливковую рощу. Ближе к морю роща расступалась, обнажая белый песчаный пляж. Густая дымка висела над синей бездной. Стайки дельфинов играли друг с другом в догонялки. Нет ничего лучше моря. Вместе с сестрами она раздевалась донага и бросалась в тугие соленые волны… Как давно это было. Море… ОН обещал посадить ее на свой корабль и пуститься в плавание. ОН хочет ее украсть.
«Он погубит меня. Вместо моря – земля станет моим приютом»[30], – думала она с тоскою.
Вот уже десять лет, как она училась всем наукам и ремеслу великой жрицы храма Весты. Сколько раз она одна или с двумя – тремя подругами, такими же весталками, как она сама, оставалась ночами возле священного очага и смотрела на огонь, охраняя палладиум. Она с детства знала, что огонь должен гореть, не угасая. Она не должна была заснуть ради того, чтобы вечный город спал тихим и спокойным сном. Огонь горел ровно, и ни одна искра не должна была вспыхнуть вне священной чаши.
Языки пламени играли на стенах палладиума, оживляя старинный барельеф. Ей казалось, что сама Минерва смотрит на нее, то с нежностью, то строго. Люциния сидела на шкуре гигантского тигра и смотрела на огонь. Она могла смотреть на него вечно. В тот день она услышала тихие, но твердые шаги. Шаги послышались из коридора, ведущего свои каменные своды к Регии[31]. Она подняла глаза. В темноте его лицо выглядело немного страшным. Но свет чаши не скрыл красоты его тоги.
«Кто он? Новый авгур[32]? – подумала она. – Но отчего Vestalis Maxima, их верховная жрица, не предупредила о появлении нового авгура? Нет, он не был похож на авгура…»
В полумраке мелькнуло и расплылось светлое пятно тоги, пахнуло незнакомым, мужскими ароматом. Он встал за толстую колонну, недалеко от того места, где возлежала Люциния. Девушка напряглась, ее тонкие ноздри втянули ночной воздух. Он стал иным. Кроме запаха огня и благовоний, в нем появилось нечто такое, отчего сердце Люцинии затрепетало, а голова пошла кругом. Она хотела было крикнуть, но он поднес палец к губам. Этот жест означал просьбу о молчании. Но, что за дерзость? И что за тайны? Здесь? А далее он махнул рукой в знак того, чтобы она следовала за ним. И она пошла. Зачем? Она сама не понимала. Они вышли из храма и спустились к длинному коридору портика. На свежем воздухе, в свете луны, она уже лучше рассмотрела его. Смутилась и присела в поклоне.
