Думала она и том, что граф творил с ней интимную связь каким-то, несколько извращенным манером, не задевая ее девичества. Но, он же старался ради нее. Зачем ей позор? А вдруг она и впрямь потом выйдет замуж за другого, если граф сам не может сделать ей предложения? После подобных, казалось бы разумных доводов, она вспыхивала огнем негодования, и к ней приходили на ум страстные строчки из Евгения Онегина:
Другой!.. Нет, никому на свете
Не отдала бы сердца я!
То в высшем суждено совете…
То воля неба: я твоя…
И тогда, словно преступница, она снова начинала грезить о страшном: о смерти Руфины при родах. И сама тут же каялась и отрекалась от собственных греховных помыслов. Часть ее души осознавала, что Краевский, по сути, является лжецом и преступником, но другая часть с исступлением оправдывала его. Она готова была оправдать своего возлюбленного перед всеми судьями этого мира, а равно и на небесах. Она полюбила его страстно и неотвратимо. Полюбила душой и телом. И все его плотские изыски, не смотря на их неслыханную дерзость и попрание основ морали, казались ей тем сладким ядом, без которого она уже не могла ни жить, ни даже дышать.
– Мне неудобно… Она мешает! – снова закапризничала она.
– Терпи. Сегодня вечером мы вытащим ее, и ты станешь моею, до конца, – его голос немного дрожал.
Он достал сигару и закурил ее.
Ей хотелось крикнуть: «Я и так ваша!». Но она молчала, глядя на него затуманенным взором.
Как он и обещал, они поехали в кондитерскую. Это был огромный магазин с пологими стеклянными прилавками, за которыми лежало множество различных сладостей. Сколько раз Людочка мечтала оказаться в таком магазине и накупить там всего-всего. Здесь были блестящие бонбоньерки с шоколадными конфетами из Парижа, жестяные коробочки с разноцветными монпансье, пахучие сливочные тянучки на развес, яблочная пастила, тульские пряники, засахаренные орехи пяти видов, марципановые цветочки и куколки, доставленные из Баварии. Огромный прилавок был заставлен восточными сладостями. На стеклянных полках стояли коробочки с печеньем, пирожными и апельсиновыми штруделями.
У Людмилы разбежались глаза.
– Ну, выбирай, сладкоежка, чего бы ты хотела?
– Я хочу марципановый цветочек, и орешков, и монпансье… тоже.
– Голубчик, взвесьте нам каждого вида орешков по фунту, и фунт изюма в глазури, и фунт марципановых сладостей. И две коробки с ванильными печеньями, и два фунта пастилы и сливочных тянучек. А еще фунт халвы и две бонбоньерки с шоколадом. Да, вон те, английские… И? Что ты еще хочешь, ma cherie?
