Женщины могут все | страница 32
— Нет, не так, — по-прежнему глядя в камин, пробормотала Пилар. У нее не было сил обернуться и посмотреть в эти спокойные ясные глаза, лгущие с такой искренностью… — Мы продолжаем притворяться. Даже теперь. Если ты хочешь развода, я не стану возражать. Впрочем, мои возражения все равно ничего не изменили бы. Ладить с Рене труднее, чем со мной. — Наконец она обернулась. — Наверное, это и к лучшему. Наверное, она подходит тебе. Во всяком случае, больше, чем я.
Вот и все. Он добился желаемого без всякого труда.
— Я сам займусь этим делом. Постараюсь, чтобы все прошло спокойно. Едва ли после стольких лет поднимется шумиха. Об этом упомянут лишь несколько газет. Думаю, все, кроме ближайших друзей, считают, что мы давно в разводе.
Не услышав ответа, он поднялся на ноги.
— Теперь, когда эта история осталась позади, нам всем станет легче. Вот увидишь. И все же я думаю, что тебе следует поговорить с Софией. Как женщина с женщиной. Наверно, так будет лучше. Если она узнает, что ты согласна, то перестанет так неприязненно относиться к Рене.
— Напрасно надеешься. Он развел руками:
. — Просто мне кажется, что сохранять дружеские отношения куда выгоднее. Рене будет моей женой и станет сопровождать меня повсюду. Нам придется часто встречаться. Я надеюсь на благоразумие Софии.
— А я надеялась на твою верность. Но жизнь полна разочарований. Тони, ты получил то, ради чего прибыл. А теперь забирай Рене и уезжай, пока мама не допила свой портвейн. Я думаю, для одного дня неприятностей больше чем достаточно.
— Согласен. — Он шагнул к двери, но остановился: — Пилар, я от души желаю тебе всего самого лучшего.
— Верю. И по ряду причин желаю тебе того же. До свидания, Тони.
Когда Авано закрыл за собой дверь, Пилар осторожно подошла к креслу и села в него так, словно от резкого движения могла разлететься на куски.
Она вспоминала себя восемнадцатилетней, смертельно влюбленной, мечтающей о будущем, сияющей и полной планов.
Вспоминала себя в двадцать три года, когда известие о предательстве уязвило ее в самое сердце и заставило снять розовые очки. Вспоминала себя в тридцать, когда цеплялась за свой распавшийся брак, воспитывала дочь и старалась удержать мужа, который даже не пытался притворяться, что любит ее.
Вспоминала, что значит быть сорокалетней, брошенной, забывшей о мечтах и радужных планах на будущее.
Но теперь ей сорок восемь. Она осталась одна и полностью лишилась иллюзий. Ее официально заменили другой, более совершенной моделью. Впрочем, фактически это произошло давным-давно.