- Себа, - выдохнула Тори, схватившись за лацкан его сюртука. - Поцелуй меня, - взмолилась она.
Она знала, что когда это произойдет, а это неминуемо произойдет через считанные секунды, она больше никогда не будет прежней. И все изменится.
Но он вдруг остановил её, удержав на расстоянии, не позволяя приблизиться к себе.
- Ты не в себе от горя, - донесся до неё его еле различимый хриплый голос. - Я не могу так поступить с тобой… Не сейчас.
Тори замерла, не веря собственным ушам. Ей казалось, что это очередная шутка, но она могла поклясться, что точно слышала слова “я не могу”. Он не мог даже поцеловать её? Как так? Как такое возможно? Неужели он не мог заставить себя переступить через свои чертовые принципы? Неужели было так сложно прижаться своими губами к её губам и хоть бы на время заставить её поверить в то, что жизнь не кончена, что ей есть, ради чего стоит жить?
Прежняя боль и горечь вернулись к ней с новой силой. Тори вырвалась из его объятий и оттолкнула его от себя.
- Не могу поверить, - задыхаясь, проговорила она надломленным голосом. Глаза обжигали жгучие слезы, но ей удалось сдержать себя из последних сил. Как он может продолжать с такой умопомрачительной жестокостью терзать её? - Ты даже сейчас отказываешь мне в столь малом? Почему? Что в этом сложного? - Она была так зла на него! За то, что он делал ей больно, а сам при этом сохранял изумляющеё спокойствие. И ей захотелось ударить его. Вот только ударили его её слова. Резкие. Отчаянные. - Ты знаешь, что в Лондоне с десяток мужчин охотно целовали меня, и в этом не было ничего плохого. Почему ты не можешь сделать то же самое? Почему ты отталкиваешь меня так, словно я тебе не…
Она не договорила, потому что Себастьян застыл, а потом лицо его стремительно потемнело. Он навис над ней и с такой силой схватил её за локоть, что ей стало даже больно.
- “С десяток мужчин”? - прорычал он с таким гневом, что Тори невольно поежилась. - Тебя целовали другие мужчины, и ты так спокойно об этом говоришь?
Тори вдруг поняла, что он разгневан почти так же, как много лет назад в день мальчишеских игр, когда он защищал её от племянника лорда Кэвизела. Невероятно, но его самые сильные чувства проявлялись в момент наивысшего гнева. Но как он смел винить её в том, в чем в какой-то степени был сам же виноват?
- А что в этом такого? - выпалила Тори, желая, наконец, поговорить с ним на чистоту, видя, что ей удалось достучаться до него.
