— Тьфу на твои бумажки. Срамота одна. Угадываю, что липкие денежки-то твои, будто мухами загажены. — Дед сплюнул, повернулся и, шаркая, заспешил прочь.
«Вот чудной, впрочем, пора собираться», — подумал Варежкин и вышел на улицу.
Вскоре он оказался возле каменного дома, стоящего в центре города, но на улице тихой и неприметной для любопытного глаза. Ровно в семь Варежкин позвонил.
Дверь распахнулась, и перед воловьим взглядом Савелия предстало миленькое созданьице со вздернутым носиком.
— Очень рады. Входите, пожалуйста. Меня звать Катрин. — Она протянула ладонь тыльной стороною.
Варежкин поцеловал даме ручку, вручил завернутые в газету цветы и большую коробку.
— Примите мой скромный подарок.
Катрин положила коробку и развернула цветы.
— Какое чудо! А как пахнут! Мамочка, иди сюда скорее. Посмотри, кто к нам пришел, — защебетала Катрин.
Из кухни вышла мать.
— Очень рады. Тереза Аркадьевна, — представилась она и тоже протянула тыльной стороною пухлую, с массивным перстнем ладонь.
Варежкину посчастливилось второй раз в жизни поцеловать даме ручку, и это ему понравилось.
— Проходите, пожалуйста, — забеспокоилась Тереза Аркадьевна и повела Савелия по коридору к комнате, из которой доносился запах дорогих сигар и заграничных сигарет.
Савелий вошел в полутьму, где стояли мужчины и о чем-то чинно беседовали. К нему направился хозяин дома — довольно высокий, ухоженный человек.
— Генрих Леопольдович, — отрекомендовалось влиятельное лицо и пожало руку Савелию, — очень приятно, что вы пришли. Позвольте, я вас познакомлю с моими коллегами и друзьями.
Люди здесь были разные, их фамилии ничего не говорили Савелию, к тому же они сразу перепутались в его голове. «Ничего, за столом я повыведаю, кто есть кто и откуда. Но птицы, по всему видно, важные», — подумал Варежкин.
— А теперь прошу к столу. — Хозяин сдержанным жестом пригласил всех в гостиную.
Туда же вливались и дамы, которых представляли Савелию их мужья.
Щедро освещенный стол был так же щедро уставлен всевозможными яствами. Когда все расселись, встал глава семейства, кашлянул и велеречиво начал:
— Дорогие мои! Сегодня у нас знаменательный день.
Все посмотрели на Катрин.
Генрих Леопольдович снова кашлянул и продолжал:
— Пользуясь случаем, позвольте мне от имени всех присутствующих и от себя лично попросить нашего дорогого гостя Савелия Степановича сказать несколько слов. — Под одобрительные кивки и возгласы Генрих Леопольдович сел.
Варежкин, не предвидя такого оборота, слегка опешил, но делать было нечего.
