Правда, это был только начальный этап, цели у неё были другие. Она хотела научить его управлять своей агрессией, а для этого он должен был перестать бояться её боли.
Вся эта атрибутика, все эти игрушки и правила сами по себе были Тане уже совершенно не интересны, но Влад раскрывался, становился ей понятнее и ближе, а Таня исподволь выведывала все его самые слабые места.
И однажды они подошли к тому с чего начали.
— Нет, ты не самый опытный мужчина, который у меня был, — сказала Таня насмешливо после того, как уже полчаса они перебрасывались какими-то обидными словами вроде и ради разминки, но задевали друг друга за живое.
— Правда? И кто же был лучше меня? Твой друг Янис? — не уступал ей Влад, перегораживая дверь в спальню.
— О, Янис был просто великим экспериментатором, не знающим границ, но это высокая кухня, понятная лишь избранным, а я — девушка простая и нет ничего лучше, чем качественный трах в обычной миссионерской позе, — медленно стягивала она с себя юбку. — Хотя, можно и бочком, главное, умело.
— И кто же был этот умелец? — она видела, что Влад догадывался кто, и был не на шутку раздражён. — То есть, он был лучше меня?
— Всегда. Хочешь, ударь меня, но он всегда был лучше. На полу, на столе, на диване, где угодно, и это был не просто танец, я всегда хотела его. Я и сейчас его хочу.
Пощёчина прозвучало звонко.
— И всё? — посмотрела на него Таня насмешливо. — Он даже бьёт сильнее тебя.
— Я не пойму, это правда или ты специально выводишь меня?
— Конечно, это правда. Мы же договорились говорить друг другу правду. Он лучше тебя. Ударь меня, докажи, что ты не согласен.
— Ты врёшь! — ударил он её тыльной стороной ладони по другой щеке.
— Слабак! — выкрикнула она и рухнула на пол от очередного удара. — И это всё? А с ноги?
С ноги получилось сильнее. И когда он замахнулся ещё раз, она вытянула трясущиеся руки и улыбнулась: — Стоп, стоп! На сегодня хватит.
— О, боже, Таня, — его руки тоже дрожали, когда он сел рядом с ней на пол, разглядывая покрасневшую щёку. — Подожди, сейчас я принесу мазь.
— Попробуй меня в следующий раз не бить, — попросила она, откинувшись к стене, чувствуя на своей коже прохладный гель и его нежные пальцы. — Что бы я ни говорила, о чём бы ни просила тебя, не бей.
— Я постараюсь, — в его глазах стояли слёзы.
Но он бил. И второй раз, и третий. Бил, потом плакал, мазал обезболивающей мазью, прижимал к себе и снова плакал. И хуже всего была не боль, а те слова, что она бросала ему в лицо и разрушала его доверие. Она знала, что завтра он её уже не ударит, но простит ли то, что она ему говорит?
