Маша уже отвернулась, чтобы закончить наваленную на нее работу, а Красовский еще какое-то время качался с носков на пятки, о чем-то размышляя, а потом вдруг неожиданно — и для самого себя тоже — ляпнул:
— А знаете, Маша, я зашел, чтобы… я хотел предложить, давайте я вас подвезу. Все-таки я уже ухожу, а значит, и вам не обязательно сидеть здесь.
Карандаш слетел со стола от Машиного неосторожного движения и покатился по полу. Маша кинулась его поднимать. А когда выпрямилась, обнаружила, что не знает, что ответить.
- Так что?
— Я… я, да, спасибо, было бы неплохо.
- Тогда давайте, собирайтесь быстренько и пойдемте. — Наблюдая за ее замешательством и, кажется, даже наслаждаясь им, Красовский добавил: — И что вы застыли на месте?! Я буду ждать вас на улице.
Маша лихорадочно собрала бумаги в одну стопку, спрятала в ящик, рассовала все канцтовары по ячейкам, закинула сумку на плечо и почти скатилась с лестницы вниз, не дожидаясь лифта.
Гриша удивленно посмотрел ей вслед, но Сурмина этого не заметила. Она надавила на дверь и та подставила ее удивленному, все еще затянутому паутиной работы лицу весну, во всей ее наступающей красе.
Долгая зима была закончена, и Маша впервые не заметила этого. Она тосковала, обычно жутко тосковала и считала дни, пока закончится это время застоя, с которым ассоциировалась для нее зима. Но все прошло само собой, как подходит к своему логическому концу все в этом мире.
— И даже моя стажировка здесь однажды закончится. И что? Что я буду делать потом? — прошептала Маша. А со стажировкой закончатся и эти сны. К счастью.
- Мария Сурмина! — окликнул ее знакомый голос от машины с заведенным двигателем.
И сердце пропустило свой удар, когда до девушки дошло, что ей снова придется остаться со своим боссом наедине.
…Руки дрожали, и Маша крепко сжала их.
— И как называется эта машина? — спросила она, только чтобы нарушить напряженную тишину во вкуснопахнущем салоне этого гладкого, уверенного в себе автомобиля.
— БМВ, — слишком любезно, как показалось ей, откликнулся Олег, и Маша закрыла глаза, продолжая слушать звук его голоса. Да… это была явная ошибка — соглашаться на эту поездку. Чем дольше она работает у Красовского, тем тяжелее ей находиться рядом с ним, особенно тяжело в этом замкнутом пространстве. Она не знала, почему он так действует на нее, почему вызывает столько эмоций, с которыми ни голова, ни сердце больше не могут справиться.
Печальнее всего, ужаснее всего, что все это: эти переживания, бессонные ночи или ночи, наполненные кошмарами, это напряжение в дорогой машине или в пустом конференц-зале его офиса, — закончится ничем, как будто и не бывало. Останется только неправильное, покореженное отношение ко всем возможным последующим мужчинам…
