Пертурабо: Молот Олимпии | страница 54



— На такое никто не способен! — бросил Даммекос.

— Способны, — возразил он. — Черные Судьи, например, вполне могли бы.

— Думаешь, тебя создали эти чудовища?! — шокировано воскликнул тиран.

Пертурабо оставил вопрос без внимания. Он методично убрал со стола обрывки бумаги и, закрепив другой лист, вновь принялся за работу.

Даммекос еще некоторое время наблюдал за приемным сыном. Пертурабо верил — в свой разум, науку, искусство. Вера нужна человеку, когда он боится, и этот мальчик не был исключением. Неукоснительная приверженность логике была всего лишь ширмой, фальшивой стеной в цитадели его мозга, и что бы Пертурабо ни говорил, он чувствовал страх. Иначе откуда в нем такое упрямство?

Пертурабо боялся звездного вихря.

Тирана захлестнуло внезапное дурное предчувствие. Люди считали физическую мощь и блистательный интеллект главными достоинствами Пертурабо. Даммекос же видел его иначе. Приемного сына он ценил в первую очередь за абсолютный прагматизм, в основе которого лежала холодная вера в разум. Она происходила не из жестокосердия или бесчувственности, а из искреннего стремления к порядку любой ценой. Страх Пертурабо перед тем, чего никто больше не видел, был трещиной в камне этой убежденности, тем изъяном в фундаменте, из-за которого рушились даже самые могучие крепости. Даммекос был человеком своего места и своей эпохи — эгоистичным, коварным, порой жестоким, но и мудрым. И он боялся дня, когда вера подведет его сына — а такой день непременно наступит.


В зал Плеимод битком набились олимпийцы. Они пировали как боги, развалившись на низких ложах и уплетая баснословно дорогие деликатесы. Танцоры под музыку лавировали между кругами лож, ловко расчерчивая своими длинными лентами воздух над головами и блюдами гостей. Люди заливались хохотом и радостно хлопали в ладоши, когда широкие шелковые полосы проносились перед чьей-то рукой, потянувшейся было за очередной изысканной закуской, или игриво ласкали более распутных из них. Подобная легкость была редкостью в обществе, окружившем себя камнем, от чьей тяжести никуда не деться. Крепостные стены давили на людей повсюду — ненавязчиво, но неотступно.

— Пертурабо все это не нравится, отец, — заметил сын Даммекоса Геракон и кивнул в сторону сводного брата-гиганта.

Семья тирана восседала за ломящимся от яств столом на невысоком помосте в середине зала, где все могли лицезреть их богатство. Их обслуживали только наемные работники, а не илоты, и пили они из восхитительно красивых медных кубков, отделанных золотом и платиной.