Езда в машине нагоняет на меня сон. Всегда нагоняла, еще с тех пор, как я была малышкой. И, думаю, уж в этом-то я и вправду никогда не вырасту. В общем-то, по словам моей матери, есть и еще кое-что, но по большей части все оно связано с тем, как я сплю. Сплю я, как дитя, может, как раз поэтому мать считает себя вправе обращаться со мной так, будто я действительно ребенок. Мне это, по правде, не кажется справедливым, ведь сплю я всего одну треть времени и, кроме того, чаще всего она обращается со мной, как с ребенком, когда я бодрствую. Насколько мне известно, я хочу сказать.
Опять-таки, если она относится ко мне, как к малышке, когда я сплю, то мне этого знать не дано.
По-моему, я опять в сторонку ухожу.
А всего-то и пытаюсь сказать: я уснула.
Когда проснулась, Джекс спал, улегшись головой мне на колени, я же спала, перегнувшись вбок, головой на его спине. Я выпрямилась и потянулась, в глаз мне попал собачий волос, и я отлежала какие-то мышцы у себя в боку: они потом чуть не всю поездку дергались, и было больно, – впрочем, думаю, лучше мне быть поосторожней и не отвлекаться опять.
Выглянув в окно, я увидела горы.
Я знала, что Манзанар находится вблизи гор и что они называются Восточная Сьерра-Невада. Чего я не знала, так это того, что на вершинах там летом лежит снег. Я и не думала, что где бы то ни было летом бывает снег.
А еще я не знала, до чего же они красивыми окажутся и как не похожи они на все виденные мною когда-то горы.
У нас, в районе Сан-Францисского залива, горы есть. По крайней мере, я всегда считала, что они у нас есть. Теперь, думаю, они – просто холмы. Те, которые мне известны, покрыты травкой и кустиками, это не голые серые скалы, что бесконечно вздымаются вверх в складках и провалах, полных снега. Я словно Швейцарскими Альпами любовалась или типа того. Хотя, думаю, само собой понятно, что Швейцарских Альп я никогда не видела. Только так я себе их и представляла или, может, видела на картинке в книге или интернете. Или, может, я их вообразила себе и видела на картинке: так и так.
Я настолько смачно и звучно втянула в себя воздух, что было слышно на переднем сиденье, потому как Виктор глянул на меня в зеркальце.
Я видела его черные глаза и маленькую сережку, продетую в брови, а еще несколько свежих красных отметин и старых шрамов оттого, что у него плохая кожа. Глаза его смотрели так, словно бы хотели чего-то, надеялись по-настоящему, и я подумала, что же такое, в его представлении, он намерен получить от меня.
