К этому времени швейцар уже вернулся и стоял в ожидании помочь мне выйти.
– Он этим займется, – сказала я Ларри, кивая на швейцара.
– Желаю вам всего самого хорошего, мисс.
Вроде слова напоследок или напутствие. Будто я сейчас со скалы спрыгну. Но все было прекрасно.
Никак не могу понять, что всех так беспокоит.
Я провела в гостинице три дня, и это было вправду приятно. Прямо из окна я видела залив. Я могла поднять трубку и заказать еду – и ее приносили. Я могла смотреть телевизор без того, чтобы мамуля орала, чтобы я убавила звук.
Только не потому это было приятно. Вот почему.
Потому что это был – мир.
Я не была дома. Я вышла в мир. Это была жизнь. И я была в ней. Я все-все делала сама. Не полагалась ни на кого. Ни с кем не была связана. Никакого надзора. Никакого содействия.
Никто даже не знал, где я, кроме Ларри, а он не знал, кто я, так что это не считается.
Какое же это было изумительное чувство!
Если бы не чудовищное море предписанных коричневых пластиковых пузыречков на тумбочке, я бы поклялась, что была просто нормальным свободным человеком.
Однако потом, после трех дней, я сообразила, что пора съезжать. Пока еще достаточно денег, чтобы доехать на такси до дома. Или, во всяком случае, куда угодно на такси уехать. Планы были не из тех, что вы назвали бы железными.
К тому же была и еще причина, почему у меня появилось ощущение, что возможно, пора уезжать: пусть было прекрасно и удобно, пусть даже это был мир, только было еще и чуточку скучно.
Нет, постойте. Может, «скучно» и не то слово. А какое слово мне тут нужно?
Одиноко. Вот какое.
Было чуточку одиноко.
Что значит быть нетипичной пронырой
Делать что-то тайком – это сродни тому, чтобы лгать?
Я так не считаю. Во всяком случае, надеюсь, что нет. Ужасно думать, что этим я порчу свою (почти) незапятнанную репутацию.
И все же. Я дождалась темноты, чтобы подняться по лестнице к Эстер. Еще я укутала голову вязаным шарфом. Посреди лета. Как будто это никого не удивит. И я придерживалась той стороны лестницы, которую труднее всего разглядеть из нашего окна.
Звучит ужасно, понимаю. Только мне просто нужно было подольше побыть самостоятельной и подумать о всяком разном. А если бы мамуля меня увидела, она бы совершила марш на лестницу, стащила бы меня с нее или не пожелала бы уйти – и тогда весь мир поднялся бы вместе с ней исправлять неправедное, что я непременно сделаю в свое время, но на что у меня в данный момент просто нет сил.
