Но нет…
- Не может быть, - ответил Леви. - Мама сказала бы мне, если бы моим отцом был богатейший ублюдок Кентукки. Твой дедушка солгал твоему отцу, и тот поверил ему.
- Ты сам сказал, что дедушка пришел на похороны твоей матери, несмотря на то, что она уже несколько лет не работала на него. Он дал тебе работу и платил больше, чем ты мог заработать где-либо еще. Он присматривал за тобой. Зачем же ему делать это?
- Не знаю, но знаю одно - этот разговор закончен. А теперь убирайся отсюда и больше никогда не появляйся здесь. Вы все, Мэддоксы, выжившие из ума и можете катиться ко всем чертям.
- Ты - Мэддокс, - крикнула ему вслед Тамара.
Игнорируя ее, Леви пришпорил лошадь и направился к конюшне. Тамара, как опытная всадница, коей она и была, последовала за ним, не отставая, даже когда он резко поворачивал на потайные тропы, чтобы оторваться.
Вернувшись в конюшню, он завел Эшли в стойло и даже не удосужился расседлать его. Прежде чем Тамара успела сказать ему что-либо, он уже запрыгнул в свой пикап и уехал.
Последнее, что он увидел, когда уезжал с парковки, поднимая столбом гравий, это Тамару верхом на лошади, с гордым видом, элегантную и роскошную. Она выглядела как Мэддокс. Она не была похожа на него.
Леви чуть не стошнило по дороге к дому тети и дяди в пригороде Лоуренсбурга. Он участвовал в пьяных попойках и достаточно настрадался от похмелья, но его желудок никогда так не скручивало, словно гидроколесо в стремительной реке. Его взгляд метался, а дыхание было быстрым. Тело ныло, будто у него лихорадка, он бы отправился к реке Кентукки, чтобы охладиться, если бы та была поблизости.
Когда он подъехал к маленькому белому фермерскому дому на границе владений тети Глории и дяди Андре, Леви без стука вошел через заднюю дверь. Он не видел грузовика дяди или «Шевроле» Глории. Он поднялся наверх, разделся в ванной, встал под ледяную воду и прижался головой к гладкой розовой плитке на стене.
Он хотел придумать тысячу причин, почему Тамара ошибалась, почему она солгала ему, или почему ее отец солгал ей. Но в его голове была лишь одна мысль - это все объясняло.
Это объясняло, почему Вирджиния Мэддокс так его ненавидела.
Объясняло, почему его мать никогда не говорила, кто его отец.
Объясняло, почему Джордж Мэддокс пришел на похороны и предложил ему работу.
Это объясняло его голубые глаза.
И это объясняло, почему он на мгновение позволил себе думать, что ему разрешено ошиваться рядом с такой белой богатенькой девочкой, как Тамара Мэддокс. Потому что в глубине своей души он знал, они были ровней.
