- Естественно, - через тридцать секунд был их выход. - Я так понимаю, что запасных туфель ты не захватила?
Она улыбнулась еще шире и чмокнула его в щеку.
- Ну, мы сейчас им покажем!
Может быть, из-за огней, может быть, из-за его собственных мыслей, но в тот момент, когда занавес пошел вверх, она вдруг показалась ему уже даже не подростком, а взрослой молодой женщиной, изящной, очаровательной, светившейся уверенностью, а ее глаза - блестящими от тайн, которые доступны до конца только женскому сердцу.
Потом она опять стала только маленькой девочкой, нацепившей взрослые туфли и очаровавшей публику своим фокусом с платками. Мгновение спустя шелковые платки осыпались на сцену вокруг ее ножек, а она повернулась к отцу, готовая впасть в транс для нового номера с левитацией - сочетание старого фокуса с метлами и "Летающей девочки".
Заиграла музыка. "К Элизе". Медленно и торжественно Макс провел руками перед ее лицом. Ее голова наклонилась. Глаза закрылись.
Метлы Макса были с серебряными щетками, от этого номер стал еще красивее. Первую метлу он поставил между ее лопатками, затем шагнул в сторону и сделал несколько пассов руками. Словно потеряв вес, ее ноги начали медленно подниматься вверх, прямые и вытянутые, пока тело Роксаны не остановилось параллельно сцене. Второй метлой Макс провел над девочкой и под девочкой, задев ее длинную великолепную гриву рыжих волос. Когда он убрал и первую метлу, передав их обе ждущей в стороне Лили, зал уже разразился аплодисментами.
Под журчащие звуки музыки Бетховена тело Роксаны начало вращаться. В золотом свете прожектора она поворачивалась, раскачивалась и, наконец, остановилась в вертикальном положении в футе над сценой. Макс медленно и нежно, дюйм за дюймом опустил ее на сцену, пока ноги девочки не коснулись пола.
Тогда он разбудил ее.
Роксана открыла глаза под гром аплодисментов. Для нее уже не существовало в жизни более сладких звуков.
- Я же говорила тебе, папа, - прошептала она.
- Говорила, солнышко мое.
Стоя за сценой, Сэм смотрел на них и качал головой. Дурят, дурят нашего брата, думал он. Больше всего его раздражало то, что никто не хотел объяснить ему, как все-таки это делалось. Ну, что же: за это Нувелям тоже придется заплатить.
Все, что он хотел узнать - лишь несколько первых, самых простых фокусов. Ему казалось, что потом он смог бы их повторить или усложнить если бы захотел, конечно. Работа фокусника привлекала жадного Сэма.
