Потом она заметила, что он стал затихать. Он уже не издавал икающих звуков, и руки его уже не так скребли землю.
Он даже сделал попытку встать. Первый раз это ему не удалось, и лицо его, облепленное пеной и землей, изобразило страдание.
Наконец он встал и, глядя тусклыми, невидящими глазами куда-то вдаль, побрел прямо в болото. Его мокрые волосы цвета глины торчали клочьями. Рубашка лопнула на плече, и одна штанина вылезла из сапога.
Сальми слыхала, что в этот момент его нужно остановить, иначе он забредет бог знает куда. Она слыхала, что в такие минуты он был слабее ребенка и что никогда припадок не повторялся два раза подряд.
Она окликнула, догнала его и взяла за руку.
— Пиетри, — сказала она ласково, — не ходи туда. Не надо. Ты сядь. Посиди. Вот так. Отдохни немного.
Он покорно опустился на пень, моргая белыми ресницами и дергая, как лошадь, перепачканной в земле нижней губой.
Когда Пиетри снова увидел пронизанный жаркими лучами лес и услышал стон птичьих голосов, Сальми вблизи уже не было.
И с этого дня дверь маленького амбарчика у большого сада старого Уйта больше не открывалась для него.
Напрасно он бродил вокруг, напрасно поджидал ее. Она всегда чувствовала его близость и не появлялась.
А лето проходило, сухое и знойное. И не было у лета ни отдельных дней, ни отдельных ночей. Была непрерывная, ломающая тело работа, были жестокие побои, были прыжки в бездонный холодный мрак и режущая душу нескончаемая тоска.
В середине осени он встретил однажды в лесу русского пастуха Павлушку. Мальчик гнал домой коров. Пиетри спросил его:
— Ты никак домой... А... ведь рано еще... или дождь?..
— Я дождя не боюсь, — ответил мальчик. — Я хочу на эстонскую свадьбу успеть.
— На свадьбу? А... где свадьба?..
— А ты разве не знаешь? У Яна Уйта. Его Сальми выходит за Роберта Карьямаа.
— За Робер...
Пиетри больше не рубил частокола в этот день. Он пошел домой, забыв топор в лесу. Он, может быть, и не думал итти домой, но, выйдя из лесу, он попал в свой выгон, а выгон привел его прямо домой.
На дворе Юхан Ойнас торопливо развязывал воз обмолоченных снопов, привезенных с гумна. Он хотел убрать их в сарай раньше, чем пойдет дождь. А дождь уже капал.
— Ну, что встал? Помогай! — крикнул Ойнас.
— Я пойду на свадьбу... — сказал Пиетри.
— Куда?
— На свадьбу...
— Я тебе дам свадьбу! Таскай снопы, говорят тебе!
— Я пойду на свадьбу, — сказал Пиетри.
— Да ты что? Совсем с ума спятил? Делай, что тебе говорят, живо! — И Ойнас ткнул его кулаком в бок.
