— Да я и то подумал, что дело неладно, — сказал тихо отец. — Когда ты написал, что деньги и письма нужно посылать не прямо на твой адрес, а через Лизу, я догадался, что у тебя там с партией неладно. Ну, а вот с работниками дело плохо. У меня ведь поденщики...
— К чорту всех поденщиков и неподенщиков! — сказал Эйно.
— Ну ладно. Поденщиков попробую отпустить, — старый Отти потер подбородок. — Только боюсь, покосу много останется.
— И чорт с ним, с покосом! Довольно жадничать!
— Ну хорошо, хорошо, отпущу поденщиков, да и поденщиц... Только вот работницу пока не могу. Мать не справится: семь дойных коров, телята, овцы...
— А работника?
— Митьку? Тоже нельзя. Михкель все время на русской земле. Мы там арендовали двенадцать десятин, посеяли рожь, лен. И еще хотим запахать к осени. А сейчас там луга косим. Нужно кому-то присматривать. Вот Михкель там, а Митька здесь.
— И к чему нужно было заводить такое имение! — воскликнул сын.
— Нужно было, — хитро сказал отец и продолжал мягко, чтобы не рассердить сына: — Ты долго учился, Эйно. Лиза давно окончила и вышла замуж. Ей перестали посылать деньги, а ты все учился... И потом ты всегда требуешь так много денег... Откуда бы я брал их, если бы...
— Ну деньги — это ладно, — поспешно перебил сын, — они нужны мне, но...
— Да, да, конечно, — согласился отец.
— Но я их верну тебе, будь спокоен. Я мог бы у других занять, но решил, что лучше у отца. Ты мне можешь не присылать больше. Мне еще год осталось учиться, но я как-нибудь перебьюсь.
— Ах, еще год, — сказал отец, лукаво сощурив глаза. Он взялся обеими руками за ветку яблони, точно гимнаст, и поднял вверх лицо, чтобы скрыть от сына усмешку. Он был еще крепок, старый Отти, как та яблоня, ветку которой он раскачивал своими длинными жилистыми руками. Луч солнца проник сквозь густую листву и упал на его лицо, и там, где оно было свободно от щетины, блеснула загорелая, гладкая кожа. Старый Отти еще бодро смотрел на жизнь и собирался крепко за нее держаться.
Сын стоял перед ним в одних черных трусиках и сандалиях. Он был ниже отца и худощавее. И мышцы упруго шевелились под его кожей.
Эйно помолчал немного, глядя через изгородь в далекое поле, потом спросил:
— А колхозы есть у вас поблизости?
— Есть, как же! Русские: Зиминский колхоз, Демидовский... В Демидове недавно клуб новый построили. Наши туда ходят. Ты мимо проходил, видал?
— Видал, — сказал Эйно и улыбнулся. Он вспомнил тяжелый топот за своей спиной и три упрямых лица, стремительно плывущие к нему среди облаков пыли.
