— Вчера я видела Престон.
Он поднимает голову и смотрит на меня с широко раскрытыми глазами. Я делаю глубокий вдох, приказывая себе успокоиться. Я не хочу снова с ним ругаться. Не сегодня. Не этим утром, когда я чувствую, что мы сделали три шага вперед, вместо привычного одного.
— Почему ты не рассказал, что у меня есть работа, когда я тебя спрашивала?
Почти месяц назад, когдя я все еще была в больнице, я спросила у него, есть ли у меня работа, к которой нужно вернуться. Все, что он ответил, это было «нет». Адам опускает голову. Я вижу, как он глубоко выдыхает, по движению его плеч.
— Мне следовало сказать.
— Как я должна что-либо вспомнить, когда никто не рассказывает мне всей правды? — мой голос тверд, но не агрессивен, хоть и наполнен разочарованием.
Не дожидаясь его ответа, я выбрасываю остатки еды и убираю тарелки в раковину.
— Прости меня.
Он встает и делает шаг вперед, перед тем, как остановиться. У меня по спине бегут мурашки. Не потому, что я боюсь, что он навредит мне, а потому что стою точно там же, где и вчера, когда он прижал меня к стене.
Я обхожу его и направляюсь в гостиную, когда он начинает говорить, оправдывая свои действия:
— Я знаю, что ты зла на меня, и ты имеешь на это полное право. Мы с Келси не хотели давить на тебя. Твой невролог сказал нам, что ты вспомнишь все сама. Взвалив много информации на твои плечи, мы могли затянуть этот процесс, — он надувает щеки, блокотившись на спинку стула, стоящего напротив меня, после чего выдыхает. — Я... ты должна понять, Эми. Когда ты очнулась, ты не имела ни малейшего представления о своей жизни.
Он трясет головой. Я вижу, как ему больно. Чувствую напряженную атмосферу вокруг нас. Я только надеюсь, что он чувствует насколько больно мне. Как я должна что-либо вспомнить, когда никто не рассказывает мне всей правды?
— Я думал, так будет проще. Мы с Келси оба думали и решили послушать врачей, и позволить тебе вспоминать все самостоятельно. Черт, Эми, я готов был позволить тебе переехать обратно к родителям, хоть и знал, что это последнее место, где ты хотела бы быть.
— Тогда почему я здесь?
— Твоя мать подумала, что будет лучше, если ты вернешься к своей реальной жизни.
— Так, моя реальная жизнь — это разливать кофе в Хука-баре где-то на окраине города и жить в этой дыре с парнем, который врет мне. Должна сказать, не очень похоже на хорошую жизнь.
Я вижу, как его задевают мои слова, и тут же жалею о сказанном. Мне не по себе от того, что я веду себя как хладнокровная стерва, адресуя весь свой гнев и разочарование ему.
