— Не возражаешь, если я пойду приму ванну, пока мы ждем нашу еду? — спрашиваю я, но Адам уже по телефону заказывает гигантскую пиццу у «Мартино». Он отмахивается от меня, и я ухожу в ванную, потешаясь над своей любовью к этой пицце. Я так благодарна за тот день, когда Адам отвел меня туда, когда я хотела посетить все наши любимые места.
Он отвел меня в каждое из них. И теперь я знаю, почему они мои любимые. И насколько они особенны для меня.
Я отмокаю в ванной, наполненной расслабляющими мыльными пузырями, когда входит Адам. Он переоделся в обтягивающую белую футболку и пару зеленых атлетических шорт. Я почти глотаю горсть пузырей.
— Я подумал, ты не откажешься от этого, — он ставит стакан белого вина на стойку, и я кладу голову на борт ванны, издавая низкий стон.
— Боже, это так прекрасно, — говорю я, глотая свежий «Рислинг» и закрывая глаза. — Это похоже на рай.
Я хмурюсь, посматривая на бокал. Затем я смотрю на Адама. Он наклонился, присел на корточки и скрестил руки на краю ванны.
Он улыбается мне, удивленно нахмурившись.
— Ты действительно думаешь, что я настолько банален, что положил бы обручальное кольцо в бокал? — Адам быстро целует мой нос и откидывается назад. Его глаза просматривают каждый дюйм моего полностью скрытого пеной тела. Нахмурившись, я не могу сказать, кто из нас более разочарован.
— Конечно, нет.
— Хорошо, — говорит он, а затем устанавливает открытую синюю коробочку на выступе рядом со мной.
Я роняю бокал вина в воду.
— О, черт! — кричу, и опускаю руки под воду, чтобы достать его.
Руки Адама хватают меня за запястья, и я замираю. Я смотрю на него, слушая, как пульс бьется в моих ушах.
— Оставь его и посмотри, — он кивает на коробку. — В первый раз, когда я дал тебе это, я так нервничал, что он окажется не таким большим, как ты ожидала, — Адам кусает нижнюю губу и его нос дергается. — Ты сказала мне…
— Что я не буду устраивать скандал по поводу размера бриллианта, так как получу твои объятия на каждый день на всю оставшуюся жизнь.
Он сжимает губы, и я вижу, что его глаза мокрые. Мои собственные тоже увлажнились. Я не могу поверить, что сделала Адама слезливым. Также я не знаю, что сделало меня более эмоциональной — помолвка или то, что я увидела его таким.
Он медленно глотает, и проводит ладонью по щеке.
— Больше всего на свете я хочу знать, что это по-прежнему так.
— Это так, — говорю я ему, без сомнения в голосе.
Я наклоняюсь к нему, насколько могу в узкой ванне, и протягиваю ему свои руки. Затонувший бокал совершенно забыт.
