Человек в саване | страница 7
24 марта. Не могу… Не могу… Я — не свой. Во мне — Штрейн. Он мучает меня, душит. Я, я сам, я должен убить его, чтобы выбросить из себя его окаянную змеиную волю. Это так…
25 марта. Понял, понял. Да, я должен эго сделать. Вот сейчас, когда я придумал это, мне сразу стало легко. Я чувствую, что с того момента, когда кончится его жизнь, кончится его власть надо мной, кончится эта чужая холодная сила во мне… Иначе я не могу жить. Или себя, или его — но я должен убить. Вдруг я свободен от его глаз, от его мыслей — снова… Каторга, оправдание — все равно. Разве можно жить с тем, с чем я живу сейчас… Ведь это хуже смерти. И своей, и его…
26 марта. Пил… Много пил. Мучительно тяжело… Женю видел на улице. Увидала меня — затряслась, заплакала… Скоро, скоро…
Опять надо пить…
28 марта. Все в порядке. Бумаги, письма. Может быть, кто-нибудь прочтет мой дневник — запомните. Я, Арсений Сергеевич Линев, в здравом уме и твердой памяти иду убивать Штрейна, грязную, старую змею, который высосал у меня всю душу… Если мне не удастся убить эту гадину, я убью себя… В таком случае, этот дневник — моя посмертная записка. Господи! Спаси мою душу…»
На этом, господа судьи и господа присяжные заседатели, дневник кончается… Как вам известно из дела, подсудимый Линев, взяв с собой револьвер системы Смита и Вессона, в ночь на 29 марта отправился к дому убитого Штрейна и, постучав в ворота, потребовал, чтобы хозяин вышел к нему на улицу. Когда, встревоженный таким поздним визитом, Штрейн вышел полуодетый, прикрывшись пальто, на улицу, Линев, как это рассказывал после случайный свидетель, надворный советник Титов, дико посмотрел на него, перекрестился и выстрелил почти в упор.
Штрейн упал и недолгое время бился в судорогах. Линев в это время стоял около него и, зажав голову руками, твердил какую-то молитву. Какую — свидетель точно не помнит… Когда Штрейн последний раз вздрогнул и скончался, на лице у Линева — как говорит тот же свидетель, — заиграла радостная, осмысленная улыбка, и он размашисто перекрестился.
— Слава Богу, — проговорил Линев. — Наконец-то…
Затем подсудимый бросил револьвер и побежал. Следствием дознано, что бежал он в ближайший участок. Там, после сознания в убийстве, кроме странного заявления о книгах, он обратился к дежурному помощнику пристава со следующей просьбой:
— На улице такой-то, в доме под номером таким-то, живет моя невеста такая-то… Передайте ей непременно же завтра, что теперь я свободен, и что бы со мной ни случилось — я всегда буду любить и сейчас люблю только ее одну. Люблю — так и передайте ей.
