Николай сидел под деревом, и на ветке возле его лица трепетала оборванная марлевая лента; листья у ног были залиты чем-то лиловым и тусклым. Валялись куски ваты, серой, набухшей от воды, и красной, окрашенной кровью. Видимо, здесь перевязывали раненого.
"Неужели это была атака?.. - вспомнил Николай. - Неужели я остался жив и бой уже кончился?.."
Ему вдруг стало жарко и захотелось пить.
"Мы вернулись не по своей воле... нас отбросили, - думал Николай, только сейчас начиная прозревать. - И я бежал, полз обратно вместе со всеми..." Огромное разочарование в себе словно придавило его. "Я струсил, струсил..." - мучился он, как от внезапного оскорбления.
Колечкин отбросил ветку и выпрямился. Он посмотрел на Уланова, и тот замер, ожидая уничтожающих слов. Но летчик пожал плечами и отвел в сторону черные глаза.
- По такой грязи не пройдешь, - сказал он, оправдываясь в свою очередь.
Николай встал и поднял винтовку.
"Быть может, не все кончилось? - подумал он. - Я должен попытаться еще раз".
Выпяченная пунцовая губа его дрожала. Постояв, он опустился на прежнее место...
Через несколько минут Уланова позвали к ротному командиру; тот приказал ему отправиться на КП батальона в качестве связного. Сержант, сопровождавший лесом Николая, рассказал, что случайная мина вывела из строя двух бойцов, обслуживавших ранее командный пункт.
4
Маша Рыжова рассчитывала вернуться в тот же полк, в котором служила, пока не была ранена. Но место ее оказалось занятым, и девушку направили из штаба дивизии в медсанбат, в резерв. Добравшись до деревни, указанной ей, и встретив там давнишних подруг, Рыжова несколько утешилась, так как нуждалась в них больше чем когда-либо. Еще лежа в госпитале, Маша получила несколько писем от бывшего своего командира, старшего лейтенанта Горбунова. Это были первые адресованные ей письма о любви, поэтому они казались прекрасными. Однако, не зная, что, собственно, полагается в подобных случаях отвечать. Маша жаждала совета, который не умело ей дать собственное сердце.
Был поздний вечер, когда Аня Маневич и Клава Голикова - дружинницы, ушедшие вместе с Рыжовой в армию в июне сорок первого года, - привели девушку к себе. Аня помогла ей снять мешок, шумная, экспансивная Голикова снова обняла Машу.
- Живая! Целенькая! - вскрикивала она, тормоша подругу и прижимая к себе.
- Раздевайся, М-муся! - сказала Аня. Она заикалась и, стыдясь своего недостатка, была застенчива.
