Ефросинья только зубами скрипнула, а малец с немалым усилием стер с лица загнанное выражение и начал рассказывать, хотя иногда и бросал в ее сторону резкие, недоверчивые взгляды.
— Торфяными печами мы воздух подогреваем в домницах, а получившийся кокс, для ваграниц литейщикам отдаем, дабы они лом чугунный в железо переделывали, когда угля не хватает.
— Это понятно… — Николай хотел прервать мальчишку, но не удержался и
переспросил. — Как с хрупкостью железа при использовании торфа?
Почти не отличается от кокс от угля древесного.
— А в домницах использовать?
— Печей торфяных мало.
— Скомандую ставить, а не то опомниться не успеем, как лес вырубим, а торфа у нас залежи. Так как ты дошел до воды этой газовой?
— Помнил слова твои, Николай Степанович, что всему можно на пользу применение найти. Собрали мы печь новую и сложили в ней две колонны. Внешняя колонна из сырых огнеупорных кирпичей, да и внутренняя из них же, но с щелями и заслонками под наклоном, дабы торф в них не набивался…
Ефросинья слушала мальчишку и пыталась понять, почему гневался ее мирный в семейной жизни муж.
Ероха меж тем рассказывал, как подается торф, как охлаждается кокс в ящике для тушения и как они водой охлаждают газы, выходящие в отводную трубу. Неожиданно, она заметила, что в помещении установилась напряженная тишина, и солидные мужи вместе с совсем молоденькими подмастерьями пытаются уловить каждое слово из уст рассказчика.
А потом заметила сверкающие глаза мальчишки, и поняла, что тот в своей увлеченности ничем не отличается — от Радки. Наверняка на ее дочку злились стеклодувы, думая, что своей посудой та отвлекает их от важных дел.
Да и Вовка. Тот тоже в редкие свободные часы говорил лишь о любимом деле.
— То есть вся придумка в том, чтобы дымовые газы с торфяными не смешивались?
— Угу. Сам кокс мелкий выходит, не для всякого применения, зато на выходе, вот эта газовая вода и что-то типа дегтя.
— Что-нибудь с ним делал дальше? — заинтересовался Николай.
— С дегтем? — удивился малец. — Нет, думал, что и так разойдется на смазку. А вот…
Николай хотел что-то сказать, но заметив, что Ероха глубоко задумался, не стал его прерывать.
— А вот когда мы не сухой перегонкой занимались, а паром перегретым торф обрабатывали, то на выходе у нас смола какая-то получилась… Еремей, с собой она?
Вытащив из-за печки берестяной заплечный короб, тот поставил его на стол и вскоре Николай задумчиво скоблил ногтем черную массу с тусклым раковистым изломом и втягивал в себя ее запах.
