понимаю тебя хорошо, Андрей, и достаточно мне слов этих твоих о наигранностях её, которые, на фоне обезличивания Марфы могут заиграть светом подлинности неведомым, и к себе заманить неподдельно, а потому вы поехали с Марией, куда ехали вы, кстати;
я спросил её об этом: куда едем, кстати, тем самым не только ей подыгрывая, но показывая всем: отдаю душу свою и тело своё в руки твои, Мария, а она, вместо шутки или уверенного ответа какого, плечами, на сиденье заднем сидя, пожимает и говорит едва-едва, голосом тихим, но отрешённым: это тебе решать, ты же за рулём; хорошо, отвечаю ей, и здесь в меня будто все силы ада вселились враз, ведали ли вы, отец Дмитрий, в жизни своей миги окрыления такого подлинного, и не потому даже, что всегда уверенная в себе и недоступная мне прежде Мария сказала теперь так, будто полностью мне со словами этими уже отдалась, здесь, в машине, и обладать телом её отныне лишь деталь техническая и того не более, не потому окрылился я, но ощутил потому что свободу свою полную, и не в виде ненужности, но обрёл свободы понимание в миг самый что ни на есть подходящий, безотчётность перед Марфы присутствием: как раз только что освободившись от него, ради Марии в рабство можно впасть следующее, однако в рабство от Марии я не попал с тех пор и вряд ли попаду, у меня другого рабства достаточно и куда более тягостного, но я от всего избавлюсь с вашей помощью, а тогда почуял: жизнь моя вся-вся собралась вдруг в миг этот вот самый, собралась и на ладонь мне легла, делай со мной, с жизнью твоей, Андрей, всё, чего только пожелаешь, и я ей мысленно: всё-всё, а она будто ответила собранная, меж пальцев выглядывая: всё-всё, и дело какое странное: Мария тоже почти также мне сказала, и будто жизнь моя освободившаяся, и Мария в машине сидящая одно странным образом составляют мне по-прежнему неведомое, и я снова про себя: Мария сказал, и вслух тоже: Мария сказал, и рядом со мною Мария была, о которой подумал и позвал которую:
Мария, сказал я, мы поедем к моему другу вначале, его Брутом зовут, хорошо; а она мне: я же сказала уже, ты здесь сильный, ты мужчина, ты решай; а я и не спрашиваю, отвечаю ей шутя, я констатирую, шутя отвечаю и улыбаюсь, но вижу в зеркале вида заднего: серьёзна Мария небывало, и взгляд её тоже в зеркале мой взгляд тогда поймал, но они не встретились образом ожидаемым, а будто прошёл взгляд её сквозь меня, и не потому как силился во мне глубины какие различить, да различить не сумел, но потому лишь, что вообще ничего взгляд её не искал, и ничего ему не надобно, и я в том числе не надобен, смутился я немного, но лишь немного, какое мне дело до её глаз, можно вообще ей в глаза не смотреть сегодня и, кроме того, мог случайно взгляд таким выйти, когда думает она, будто на неё не смотрят, и к тому же мне жизнь моя полностью возвратилась только что, и от глаз всяческих глядящих различно, ставить её в зависимость обидную не собираюсь, тем более что сделалось мне на миг до жути не по себе, будто в машине не Мария, но Марфа сидит персоной собственной, и хоть я их никогда не спутаю, но они похожими меж собой делаются, ежели нынче обе сзади бы сидели, в сумрак погружённые, и лица их лишь светофорами да фарами машин встречных мгновениями освещались бы, а тут мне вдруг показалось, что обе они здесь, и покуда одну лишь я вижу, то это и Мария, и Марфа, и ни одна из них вообще, а кто-то третья, о которой я доселе не слышал ничего даже и не знаком с которой;
