так, отец Дмитрий, воистину так и было, но это ещё не всё, и следует мне помянуть о том, к делу что не относится, а моя прихоть то скорее изначальная, прежде даже за порок выдаваемая, а то и сил жизнь продолжить мне дающая во времена безысходностью отягощённые: никогда случающемуся хорошему с тобою не доверять вполне, будто это незаслуженно всё, и тот, с кем тебе ныне хорошо, это ещё не тот, с кем хорошо будет окончательно, из боязни разочарования последующего или страха самораскрытия это, не ведаю ныне и не интересно даже мне, но в ситуациях плохих и тягостных способность та всегда лазейку искать втайне от меня начинает и случающееся неокончательным чуять, помогает мне она, а пользоваться ею так и не приспособился, и никогда сказать не могу наверняка: когда именно от случающегося здесь сбегу; срабатывает это всё помимо ожиданий здоровых, и тогда вот сработало: Мария стала тою, из присутствия лишь одного которой, достаточно было с Марфой и мною происходящее соделать неокончательным, и потому уже скончавшимся сразу же, а также недоверие полноте происходящего и доверчивость необъяснимая ко всему не случившемуся ещё быть может, в случае любом Марфу попросил я беседу нашу завершить и с Марией попрощавшись, вышел тогда в ночь сентябрьскую, на прощание Марфе сообщив лишь, будто не обижаюсь на неё совсем ни за что, и пусть меня тоже простит, обидел коли, а сам про себя повторял: Мария, Мария, Мария, и лицо истёртое до манекена безликого Марфино промаргивал в подъезде ступенями, вниз ведущими, и старался лицом Марии свежим заменить;
но не поехал ты домой тотчас, ни к Бруту твоему в гости дружеские, а вышел на улицу и долго бездумно глядел на машине своей отблески домовых окон, и ничего не думалось тебе вообще, лишь: Мария, Мария, Мария повторяли губы твои беззвучно, и закурил ты тогда, но не ведал как началась смутилища эпоха в днях твоих уже, и поныне даже не завершившаяся, хотя и приятности будут в ней рода телесного, и милые радости душевной безделушки принесёт с собой она в дар тебе, но обратного пути не будет уже тебе к людям, и до встречи нашей полагал ты, дело что в Марфе и в любви к ней незадавшейся, но теперь, отказавшись от слова этого, так редко уместно употребительного, а чаще невместимо навязывающегося и ноги опутывающего, и мысли цементирующего, теперь более всё тебя касающимся предстаёт, и на Марфу вину уже не свалить, и даже тень вины на неё не свалить, ибо не в Марфе дело вообще, ибо и вины никакой нет, а лишь в отсутствии прощения во всём, случающемся с вами обоими, в нежелании отпустить небом дарованное вспять и в пристрастии присвоения всего, не принадлежащего тебе, и принадлежать не то что тебе, а никому из смертных не могущего, не ведал ты о смутилище том и лишь задумчиво в машину сел свою, и привычка эта тебе уже позволила с отцом Георгием почившем свидеться, но это после, а тогда явился тебе гость менее экзотический, нежели священник покойный, но более для тебя именно неожиданный, хотя и весьма ожидаемый тобой, ведь о священнике мёртвом ты подумать не мог, и потому не ждал и ждать не помышлял даже, и это неожиданность рода первого чудесного, а здесь рода иного неожиданность, покуда мы много чего тайно ото всех жаждем, а когда она на деле случается, мы ей пуще вестников со света того поражаемся;
