но однажды обрушил ты на Марфу свою всё, чему научился, других разоблачая, и не могло было быть поражения для тебя в беседе той молниемётной и туманосеющей, Марфа никогда не выказывала желаний твоим подобных, и отсюда её ангелоподобность ты вывел, и само слово ангел произвольно схватил, само собой подвернулось вроде бы, о природе ангельской не помышляя, коя в посланничестве исключительно и состоит, а не в чистоте, хотя чистота в иных случаях посланием быть может сильнейшим, известием людям необходимейшим, и не полагал ты, в мыслях своих того, как ангелы бессильны, передавая весть, сами в неё придумать что-либо, а потому на ангела сетовать нет смысла малейшего, лишь на весть можно, ангелом переданную, однако ангелу до того дела нет уже, он может сочувствовать, а может и нет, это его ангельское дело, всё равно как на ведущего новостей сваливать катастрофы, им сообщаемые, но если ведущий может и умолчать, и другою вестью сменить весть тяжёлую, как прежде и ныне ещё часто делают недобросовестные журналисты, то ангел не имеет иной вести, кроме вручённой ему, и за чистотой, ежели ангел являет её, нет ничего, разоблачению подлежащего, это дар или проклятие, но от всего сердца что называется, и ни одной задней мысли здесь не имеется, тем более у Господа, на счёт твой за посланием таким, и ещё не подумал о том ты, что ежели ангел не с небес, а средь людей пророчески назначен был, то человеку этому страдательно непременно в посланничестве таковом пребывать должно в случае любом, и рад он изменить что-либо в миссии своей, да не может, и если даже миссия власть даёт безграничную передающему её, и радость несет безразборную имущим и обездоленным, ангелу мучительно это не менее вестей судострашных и жизни ангела самого угрожающих, гнетёт человека не содержание вести, которое не ему принадлежит, но Господу: невозможность отказаться от несения её и заняться любой другой глупостью, лишь бы другой, вот что мучительнее разрушений и прочих бед, случающихся с человеками повсеместно, невозможность быть иначе, будучи уже: вот ужас ангела подлинный, коего тебе не вместить никогда, Андрей, прежде лишением свободы именуемый, не тюремное заключение тела твоего во дне сегодняшнем, а Господом в суть твою без ведома в вечности подмешанное назначение, и как же странно Марфе это высказывать было, будто она сама от себя такой по ночам не мучается нисколько, думал ли ты об этом, Андрей, в вечер тот и после и до него, скажи мне, думал или нет;
