Марфа сказала, что затем срок ангелом отведённый истёк, и вернулся Андрей в день тот же, что и ангел объявил, и воспринять это иначе, чем Господа свершение, невозможно было, и посему препятствия все до того преградой меж ними стоящие, сметены рукой Господа были. Это Марфа ты препятствиями именуешь постели нагромождение в уме твоём поднебесное, улыбается отец Дмитрий снова игриво: и рукой Господа выдумка твоя сметена была, ты говоришь, будто Господу дела нет более как в постель тебя бросать, где ты по несколько раз в день и в ночь и так уже влажно обретала себя, рукой своей недостижимое Андрею подменяя, свою руку не смогла остановить, и решила, что Господь свою руку к тому приложит, неужто Марфа Господь такой наивный по вере твоей, спрашивает отец Дмитрий и говорит слова странные: блаженны духом богатые, ибо их есть геенна огненная и будет каждому по вере его: а дальше Андрей вернулся, повторила Марфа, и на глазах её слёзы засверкали, и очень внимательно разглядывает слёзы эти отец Дмитрий, Марии же неловко стало, да и внимание ей должное не уделяется в обстоятельств стечении таковом, а посему когда звонок заиграл мелодию звонковую неопределённую, Мария деликатно весьма поднялась и пошла дверь открывать, в комнате оставив сестру свою и гостя с сестрой общего, спросила кто там, и что ей ответили не ведаем мы, ибо слух у нас даже хуже чем у тех, кто существовать способность особую божественную имеет, но воскликнула Мария: вот это да, дверь открыла и когда ещё дверь закрыться не успела, ибо входил кто-то в неё, в комнату зашла она и эффектно провозгласила, слова сестры своей последние повторяя, но со значением иным уже: а дальше Андрей вернулся, интригующе говорит Мария и бокал свой со стола взяв, в оборота своего половину, ко двери входной обращается. Марфа с места поднимается торопливо и, слёзы утирая, у сестры быстро спрашивает, правда ли, что Андрей, и та отвечает собой довольная и на счёт это себе, глубокой, записывая, будто в том заслуга её одной: да, правда, Андрей пришёл.
И теперь мы успокоиться можем, ибо не надо место покидать это, дабы к машине Андрея идти, и все теперь собрались, мы поудобнее расположиться вправе, кресло театральное кстати ныне было бы и недурно весьма, с самого начала жаль беседу не проводили герои наши в составе таковом, но не в силах их заставить это делать и принудить к чему бы то ни было, робко довольствоваться учимся имеющимся у нас, но и его всегда больше, нежели вмещено быть может. Времени не терять чтобы, слушать Андрея приходится внимательно, благо не трудно это совсем, ибо он взбудоражен чрезмерно, волосы его странно взлохмачиваются теперь, рука одна крест отца Георгия в кармане куртки сжимает, и куртку не снимает он из-за креста что ли, из-за того ли, что торопливостью одержим, и рука, крест сжимающая, отчётливо холод креста того ощущает, в неё помещённого, и чем сильнее греет посредством сжимания Андрей крест этот, размера такого же, какой видит воочию ныне на груди отца Дмитрия присутствующего, искушение даже имеется значительное достать крест из кармана и к тому, другому, приложить сравнения ради, всё холоднее и холоднее руке делается, но всё это недостойные занятия перед целями куда более значительными, с коими он здесь оказался, и торопится неслучайно ведь, однако видит что опоздал отчасти, ладно бы сёстры с мужчинами какими мирскими сидели, с коими можно было бы сойтись на почве сходств каких или повздорить из ревности, опять же на почве сходства уже определённого весьма, к столу присоединившись, однако тут всё хуже гораздо, ибо чудовище в чёрном восседает с крестом на груди подобным, и начинает уже Андрей чувство безысходности ощущать, которому на деле ходу не даёт никакого, ибо торопится донести то, во спасительную миссию чего поход его обратиться должен по замыслу собственному, и то, что необходимо это, всячески по слезам на лице Марфы любимом видит отчётливо, хотя Марфа слёзы скрыть пытается поспешно посредством утирания, ею сотворяемого, и хочется Андрею остаться здесь навеки, Марфу утешая нежно и с Марией весело интригуясь, и если намерение такое ранее не раз случалось у него, но и он тогда сам воспринимался здесь в порядок вещей естественный включённым, а ныне его присутствие здесь исключительно, а потому сила свободная тело его всё наполняет, за исключением органа одного, но он тщательно уложил его, после того как, выйдя из машины, безнадёжно пытался снегом его охладить, и хоть больно Андрею, и неприятно ощущать желание органа уложенного, распрямление обратное скорейшим образом осуществить в идеале лишь через оголение Андреево могущего, но готов терпеть, и важнее теперь избавиться от священника этого, который вместо него в порядок вещей вписался нынешний, исключительность Андреева к тому послужить может хорошо, желал бы Андрей завсегда исключительным быть, дабы в вещей порядке эта его особливость обозначилась вечностью, а как это выглядело бы, чтобы обычным стало его воспринимание необычное, не ведает он того, это силы ума его превышает, но он верит, что такое возможно и осуществимо вполне на том основании уже, что он потребность к тому исключительную имеет, и достаточно того, остальное пусть додумывают и к осуществлению те приводят, кого он этой своей исключительностью озарить и облагодетельствовать решился, им и этого дара с избытком хватит, думает Андрей, и подтверждение избытку тому будет, когда они не справятся с исключительностью Андреевой, это значит у них сил не хватило его исключительность свободную в порядок вещей собственных встроить, благо ущерба самой свободе и исключительности Андрея они нанести никогда не смогут, и то хорошо, и посему условность здесь происходящего в видении своём обретает он, и тяжесть здесь происходящего лёгкости его затронуть никак не в силах.
