Его глаза помрачнели.
— Фейра, я тебе не враг.
— А Тамлин говорит, что враг. — Я сжала пальцы татуированной руки в кулак. — И все остальные говорят то же самое.
— Меня интересует не их мнение, а твое.
Ризанд больше не улыбался.
— Ты делаешь все, чтобы я согласилась с их мнением.
— Врунья, — промурлыкал он. — Ты хоть рассказала своим друзьям, что́ я сделал для тебя в Подгорье?
Значит, слова, произнесенные во время завтрака, все-таки задели его.
— Я не хочу вообще вспоминать о том времени и уж тем более — говорить о нем. Ни с тобой, ни с ними.
— Конечно, проще сделать вид, словно ничего и не было, и позволить им сюсюкать и обхаживать тебя.
— Никто меня не обхаживает.
— Вчера из тебя сделали живой подарок. Как будто ты предназначалась ему в награду.
— И что?
— И что? — повторил Ризанд.
В его глазах вспыхнул гнев, но тут же погас.
— Я готова вернуться домой, — сказала я.
— Где тебя продержат взаперти до конца твоей бессмертной жизни. Особенно после того, как ты начнешь производить на свет наследников. Жду не дождусь, чтобы посмотреть, как Ианта приберет их к своим рукам.
— Похоже, ты не слишком высокого мнения о ней.
В его глазах мелькнуло что-то холодное и хищное.
— Да, и не собираюсь это скрывать. — Он подвинул мне чистый лист. — В той книжке есть алфавит. Поупражняйся в написании букв, пока они не начнут получаться ровными и красивыми. И каждый раз, когда напишешь его целиком, опускай и поднимай заслон у себя в мозгу. Он должен стать второй твоей природой. Через час я вернусь.
— Что?
— Упражняйся… в… написании… алфавита, пока…
— Я услышала.
«Мерзавец. Мерзавец, мерзавец, мерзавец».
— Тогда за работу. — Риз встал. — И соблюдай хотя бы некоторые приличия. Прежде чем называть меня мерзавцем, поставь заслон.
Он растворился в переливчатой темноте. Только потом я сообразила, что не следила за своей стеной из черного камня и та потеряла сочность цвета и прочность.
К возвращению Риза мой разум напоминал лужу с чавкающей грязью.
Целый час я усердно покрывала листы буквами, однако целиком погрузиться в это занятие у меня не получалось. Поблизости находилась лестница, и я вздрагивала от каждого звука, хотя все они были негромкими. Слуги ходили мягко, но я слышала их шаги. Кто-то нес чистое постельное белье — я слышала шелест простыней. Еще кто-то напевал приятную обволакивающую мелодию. И конечно же, меня отвлекало птичье щебетание. Птахи обитали на ветвях лимонных деревьев, росших в кадках. Холодное дыхание зимы мгновенно убило бы их, но они жили в тепле и вряд ли подозревали, что рядом бушует мороз. И никаких признаков того, что меня ждет пыточная камера. Даже караульных рядом не было. Никто не следил за мною. Я вполне могла бросить писанину и отправиться на прогулку по дому.
