— Кто купит эту реликвию, кроме Дженнесты? А после того, как мы ее облапошили, вряд ли мы ходим у нее в фаворитах.
— Я предпочитаю «после того, как мы ее покинули», — поправил Лекманн.
— Как ни называй, вряд ли это был мудрый шаг.
— Поосторожней, Гривер, ты все никак не уймешься думать, а это ведь моя территория! С Дженнестой я договорюсь.
По лицам компаньонов Лекманна было ясно, что они в этом сомневаются.
— Может, договоришься, — ответил Аулэй. — А может, она тебя сожрет. Меня это больше не касается. Все, чего я хочу, это посчитаться с этой сукой Коиллой.
— Но если будет добыча, ты ведь не станешь пренебрегать своей долей, верно? — в голосе Мики зазвенел металл. — Не крути! Мы должны держаться вместе, или нам конец.
— Ладно, не зуди. — Аулэй поднял левую руку, точнее то, что когда-то ею было. Сейчас из запястья торчал металлический стержень, венчающийся чем-то вроде серпа — полуклинок, полукрюк. На отполированной поверхности отразился свет. — Дай только добраться до этих уродов, и я покажу, что не даром ем хлеб.
Копаясь в поясном мешке, Страйк боялся, что фиал во время предшествующих событий мог разбиться. Однако миниатюрная керамическая бутылочка оказалась целой, а крохотная пробка — на месте.
Он вложил пузырек в протянутую руку Кеппатона. Кентавр несколько мгновений смотрел на Страйка. Он не находил слов, что на него было совсем не похоже. Потом он приглушенно произнес:
— Спасибо.
— Мы стараемся держать слово, — отвечал Страйк.
— Я никогда в этом не сомневался. Но мне жаль, что при этом вы потеряли одного из ваших воинов.
— Кестикс знал правила игры. Как и все орки. И твое поручение не вступало в противоречие с нашей миссией.
Коилла, кивком указав на фиал, спросила:
— А что тебе надо с этим сделать?
— Хороший вопрос, — отвечал Кеппатон. — Мне надо посоветоваться с нашим шаманом. Он все равно понадобится нам, чтобы завершить сделку. Гелорак, приведи Хеджестуса.
Гелорак двинулся к хижине прорицателя.
Страйк испытал облегчение, когда внимание всех перестало быть направленным исключительно на него. Его накормили, напоили и вообще отнеслись с заботой. Потом в присутствии весьма многочисленной аудитории он в подробности изложил события. Хотя при этом ни словом не упомянул ни о появлении на вершине горы Серафима, ни о своем странном сновидении. Не рассказал он и о том, что звезды «пели», хотя при этом воспоминании начинал смотреть на Хаскера с чем-то вроде сочувствия.
Большинство кентавров и орков разошлись по своим делам, остались лишь офицеры-Росомахи и Кеппатон. В такой небольшой компании Страйк чувствовал себя уютнее. Он не знал, как кентавры воспримут новость о Дженнесте.
