Однажды не в Америке | страница 26
Шерзод и Барно уже давно отвыкли строго контролировать издержки. Там, в Узбекистане, это казалось совершенно излишней аскезой: как-то это странно — жить в отличном доме, зарабатывать приличные деньги и при этом постоянно себя ограничивать, маниакально отвечать за каждую копейку. Но, переехав в Москву, Шерзоду пришлось вспоминать детские уроки оптимизации, когда-то преподанные отцом.
В Москве деньги всегда разлетаются непозволительно быстро и в неизвестном направлении. Турсунов-младший быстро это понял и завел серую тетрадку — это был бортовой журнал на пути к успеху. Туда он записывал все без исключения траты: билет на автобус — пять рублей, газета «Из рук в руки» — два с половиной рубля. Чтобы не вернуться с позором в Ташкент, Шерзод поставил верхнюю границу трат — сто долларов на двоих в месяц. Пятнадцать тысяч медленно, но верно таяли, а у них еще не было не только своего бизнеса, но даже идеи — на чем именно делать этот бизнес.
Барно плакала едва ли не каждый день. Ее тошнило от Москвы, она скучала по детям и искренне надеялась, что скоро это все закончится, они воспользуются обратными билетами на открытую дату и вернутся в Ташкент. Но Шерзод был непреклонен.
Раз в неделю Турсуновы отправлялись на Белорусскую к другу Шухрата Маруфовича, хранителя дружеского сейфа. Он бесплатно разрешал звонить им по межгороду. Сами они такой роскоши позволить себе не могли, потому что еще ничего не зарабатывали. Барно постоянно просилась назад, хотела повидать детей, но Шерзод отвечал, что он никуда не вернется, пока не добьется успеха. Ей оставалось только уезжать одной или держаться.
Однажды вечером в этом большом и сером городе было особенно холодно. Супруги Турсуновы шли за продуктами. Они вычислили, что дешевле всего еду покупать на рынке, и морозными зимними вечерами прогуливались за едой пешком. После раскаленного Ташкента продрогшая серая столица казалась настоящей пыткой, безжизненной лунной поверхностью. У Барно и Шерзода были одни перчатки на двоих, каждый надевал по одной, а вторую руку засовывал в карман. Так они шли несколько километров до рынка и обратно.
Порог своей квартиры они называли таможней. Дальше него проносить сумки с продуктами запрещалось, пока Шерзод не достанет серый бортовой журнал и скрупулезно не опишет каждую позицию. Если цифра сходилась с оставшейся в кармане суммой, товары могли пересекать таможню. Благодаря этому ритуалу Шерзод вычислял самые крупные статьи расходов, сокращал их и прикидывал, получится ли дожить до следующего месяца. В графе доходов постоянно зиял предательский ноль.