Эпикур | страница 91
Бесформенный, бесплотный, он мог находиться везде и нигде, не затронутый бурлением вечного миротворения. Так же и души, они, как и у пифагорейцев, переселяются в иные тела. Но не все, а только обречённые на это божеством, согрешившие демоны. Эмпедокл утверждает, что и сам он — сосланный скитаться демон. Он пишет:
Мысль о бестелесном божестве нравилась Эпикуру, но рассказ Эмпедокла-демона о своих скитаниях вызывал улыбку.
Пронеслась летучая мышь, едва не задев юношу крылом. Он стоял, любуясь звёздами и обдумывая прочитанное в последние дни. Небо неощутимо двигалось. Пока он стоял тут, Змееносец уже успел скрыться за крышей соседского дома.
Анаксагор писал прозой, но, как и все до Аристотеля, старался больше убеждать, чем доказывать, и не жалел красок. Книгу он начинал словами: «Вместе все вещи были беспредельные и по множеству и по малости, потому что и малость была бесконечной. И пока всё было перемешано, ничто не различалось, погруженное в воздух и эфир, оба бесконечные. Ведь из всех тел Вселенной эти два — наибольшие...»
Какая-то смесь, что-то вроде состава Эмпедоклова Сфероса, заполняло беспредельную Вселенную. Она покоилась бесконечное время, пока её оцепенение не нарушил «Нус» — ум. Он придал какой-то части вещества круговое движение. Оно завертелось в вихре, собирая тяжёлое, влажное и холодное в центре, а сухое и горячее отбрасывая наружу. Так возник Мир, окружённый вращающейся каменной скорлупой. Плоская Земля опиралась на слой сжатого ею же воздуха. Края земного диска близко подходили к небосводу и раскалялись от трения об него. Однажды там от Земли оторвались два огромных куска — Луна и Солнце. Солнце при этом так раскалилось, что испускает жар до сих пор. Оно огромно, во всяком случае, больше Пелопоннеса. Луна поменьше и похожа на Землю, на ней есть горы и долины, она обитаема. К этому-то мнению Анаксагора о природе Солнца придрался иерофант и объявил философа безбожником. Обвинение было серьёзным, даже Перикл не сумел защитить друга и только помог ему покинуть Афины. Старик уехал в Лампсак, где провёл остаток жизни. Говорят, афиняне ему самому присвоили прозвище «Нус», сейчас уже не узнаешь, из уважения или в насмешку...