Они отправились вниз. Впереди, за лощиной, лежала врезанная в склон полукруглая площадь Собраний — Пникс. Справа, закрывая Агору, поднимался холм Ареса с храмом Афины Ареи (искупительницы), возле которого заседал главный суд Афин — Ареопаг.
Менандр болтал без умолку:
— Послушай, какое напутствие я сейчас тебе дам! — Он помолчал, вспоминая, и прочёл нараспев:
Ты уйдёшь в Академию, в мирную тень,
и в священных оливковых рощах
с камышовою зеленью в тёмных кудрях
там гулять будешь с другом разумным.
Там цветёт повилика и манит досуг
и трепещет серебряный тополь.
Ты услышишь, как ясень вечерней порой
перешёптывается с платаном...
Угадай, откуда это?
— Понятия не имею, — сознался Эпикур.
— Представь себе, из «Облаков» Аристофана. Подумать только, как судьба посмеялась над ним! Ведь слова эти в комедии говорит Правда, призывая юношу бросить Сократа и вместо занятий гулять по лесу. Мог ли поэт предположить, что именно там появится школа самого знаменитого из Сократовых учеников?
— Я почти не знаю Аристофана, у Памфила его не было.
— Ещё бы! Платоники его терпеть не могут. Аристофан — великий поэт, но жесток и не знает границ в преувеличениях. Так и с Сократом. В «Облаках» он показал старика бессовестным софистом, обвинил в безбожии и развращении молодёжи и даже предложил меру наказания — сжёг заживо с учениками. Конечно, это было только театральное зрелище, но обрати внимание на силу искусства, — через какое-то время те же обвинения были повторены против Сократа в суде. Хотел бы я знать, что чувствовал Аристофан, когда узнал о казни Сократа?
— Памфил говорил, его казнили за Крития, главу тридцати тиранов.
— Возможно. Но разве учитель отвечает за всех учеников, за Алкивиада, Ксенофонта, Диона? Кстати, и Антисфена — первого киника, учителя Диогена.
— А чему учил Антисфен?
— Признавал только самые простые истины, например: серебро — белое, золото — жёлтое, и отрицал силу любых рассуждений, а заодно и законов.
— И Диоген проповедует то же?
— Ах, Эпикур, совсем не важно, что он проповедует, важно, что он есть сам по себе. Диогена надо видеть.
Они обогнули холм и погрузились в суету рыночной площади, окружённой красивыми зданиями. Над Агорой стоял весёлый шум. Афиняне любили торговаться и, покупая любую мелочь, привлекали всё своё красноречие. Продавцы не отставали от покупателей, и каждая сделка превращалась в целое представление, доставлявшее удовольствие и его участникам, и окружающим.
