Иван подложил дров в огонь и улёгся на свою лежанку, закутавшись по самый подбородок. Славно так было лежать! В дымовом окошке тяга хорошая появилась, весь дым туда уходит, телу тепло и томно, а ноздри пьют чистый прохладный воздух. Можно и поспать, и вот бы до завтрашнего утра. Хозяин-то, Малафей, наверно, ничего делать сегодня не заставит. Сам лежит как бревно.
Вообще после смерти жены своей сильно сдал хозяин, а тут ещё голод, и припасы в доме быстро кончились, и кузнечный товар стал никому не нужен. Справным был раньше хозяином Малафей, а стал таким же, как и все, — нищим, голодным, потерявшим всякую надежду выжить и желание двигаться. Вот так, лёжа в своей просторной горнице, и помрёт. А что же тогда Иван? Ведь ежели не станет Малафея, то и остаток долга некому будет выплачивать?
Это была такая ясная и сильная мысль, что Иван даже сел на лежанке. Почему-то ему и в голову раньше не приходило, что от несправедливой виры, наложенной два года назад тысяцким, можно освободиться вот таким способом — с нежданной помощью беды? Но сразу стало как-то стыдно. Вроде бы смерти хозяину пожелал. Нет, никогда не желал Иван смерти Малафею. Даже попав к нему в рабы за убийство, которого не совершал.
Тогда просто случай такой вышел.
Был у Ивана сосед, прозвищем Плоскиня. Поглядишь — и впрямь Плоскиня: рожа широкая да плоская какая-то, будто по ней в детстве лопатой ударили, да так и стал жить человек дальше. И носик маленький, и глазки маленькие, близко посаженные, и рот с плоскими губами, едва прикрытый плоской же бородой. Привыкнуть, так ничего, а с первого раза, поглядев на такое лицо, сильно удивишься. Занимался этот Плоскиня не то, чтобы чем-то, а всем понемногу. Вроде и поторговывал, и с купцами обозы водил в Литву и в низовские земли, и плотницким ремеслом владел. И шибко любил подраться.
Иван тогда с матерью и двумя сестрёнками проживал не здесь, а в Прусском конце. Отец Демьян-кузнец ушёл с новгородским ополчением чудина усмирять. Да вскоре и погиб там, оставив вдову и троих сирот. После Демьяна Иван стал в семье старшим. Ну, люди помогали, конечно. А только в отцовской кузнице немного Иван заработать мог. Демьяна-то, кузнеца искусного, многие помнили, а Иван отцовского умения не успел ещё набрать. Учился сам понемногу, в подручные ни к кому не шёл (хотя и звали), всё надеялся: стану таким же, как отец, и дела пойдут, и матери старость обеспечу, и сестрёнок-близняшек пристрою за хороших людей. В общем, жили небогато, но дружно. И надежда на лучшее была.
