Выглядело так, будто здесь прошёлся ураган, не оставив стоять ни одного шатра. Те, кто были внутри, когда ночь озарилась, остались по большей части невредимыми. А те, кто остались снаружи, получили ожоги на незащищённых участках кожи, обращённых к взрыву. Ха'тари в патруле пострадали немного, хотя один, кажется, ослеп. Но кочевники, которые сидели в темноте вокруг своего молитвенного шеста, получили сильные ожоги, как и слуги.
Верблюды убежали, но многие караванщики собрались у основания ближайшей дюны, где лечили раненых. А я остался на открытом песке с двумя братьями и тремя слугами. Ночью в пустыне было чертовски холодно, и я заметил, что дрожу. Братья, наверное, решили, что это от страха, и Джамин мерзко мне ухмыльнулся. Но некоторые катаклизмы настолько ужасны, что мой обыкновенный страх просто доходит до предела и уносится прочь – и прямо сейчас мой страх по-прежнему блуждал где-то в ночи.
Так было до тех пор, пока шейх Малик не появился из дюн с двумя ха'тари, которые вели полдюжины верблюдов – тогда я неожиданно пришёл в себя и запаниковал, вспоминая его беззаботную болтовню о золочении яиц любого мужчины, который коснётся его дочерей.
– Я её не касался! Клянусь!
– Не касался кого? – Шейх оставил верблюдов ха'тари и подошёл к маленькой группке вокруг меня.
Джамин опустил нож, и два брата развернули меня к своему отцу. В ночи за его спиной по-прежнему клубилась колонна огня, распространяясь по небу – жёлтая и оранжевая, с пятнами тьмы, огромная, несмотря на тот факт, что пешком до неё добираться пришлось бы целый день.
– Это было Солнце Зодчих. – Шейх махнул рукой в сторону огня за своей спиной.
До того я ещё не задумывался, отчего или что это было, но как только он это произнёс, я знал, что он прав. Ночь осветилась ярче дня. Будь мы на несколько миль ближе, и шатры заполыхали бы, а люди снаружи превратилась бы в горящие столбы. Кто, кроме древних, обладал такой мощью? Я попытался представить себе День Тысячи Солнц, когда Зодчие выжгли мир и выпустили смерть.
– Неверный обесчестил Тарелль! – выкрикнул Махуд, указывая на фигуру, растянувшуюся под накидкой.
– И убил её! – крикнул Джамин, размахивая ножом, словно компенсируя тот факт, что эта мысль запоздала.
Лицо шейха одеревенело. Он бросился к девушке и отбросил накидку, открыв её голову. В этот миг Тарелль чихнула и открыла глаза, рассеянно уставившись на отца.
– Дитя моё! – Шейх Малик притянул дочь к себе, открыв её шею и плечо, отчего ха'тари хватил бы удар. Потом он уставился на меня холодными глазами.
