А Таня вовсе и не показывалась.
Я так испугался — минут пять с места не мог сойти.
Неужели он ее утопил за то, что она добрая и не может охранять дачу?
Сегодня опять поссорились с матерью. И все из-за Марьи Иосифовны.
Сидели в саду, пили чай. И снова она начала: почему я локти на стол кладу, почему сижу ссутулившись, почему молоко не пью. Я не выдержал и сказал, чтобы она своими делами занималась.
Мать сразу вскакивает:
— Миша, сейчас же извинись.
Я говорю:
— Была охота.
И пошло. В конце концов я встал, ушел в нашу комнату и завалился на койку. Не поел даже, хотя есть здорово хотелось.
Полчаса полежал, — они там в саду все разговаривали, но о чем, не слышно было. Потом мать входит.
— Миша, ты извинишься или нет? Только трус боится признать, что он неправ.
Я разозлился и говорю:
— Да иди ты…
Чуть к черту ее не послал. Но сдержался. Она побледнела, губы у нее запрыгали, и вышла из комнаты. Теперь дня три не будем разговаривать.
Вообще последний год мы ссоримся чуть ли не через день. По-моему, она меня не понимает. Ей все кажется, что человек должен постоянно что-нибудь делать. Кончил уроки, хватай сразу фотоаппарат и начинай снимать. Сделал несколько снимков, не задумывайся ни секунды и берись за чтение художественной литературы. И в таком духе.
А мне, наоборот, последнее время ничего не хочется. То есть хочется, но сам не знаю чего. А все прежнее надоело. На аппарат смотреть неохота, лобзик я уже год как на буфет забросил.
Вот и получается. Лежишь на диване дома и думаешь. А она приходит с работы и сразу:
— Миша, ты ведро вынес?
А ведро-то на кухне наполовину пустое. Только что наша очередь выносить. И кроме того, может быть, я думаю о чем-нибудь важном. Об интересном.
Я отвечаю, что сейчас вынесу.
Она говорит:
— Ну, так выноси.
И сама стоит.
— Сейчас, — говорю.
— Ну так что же ты не встаешь?
А я теперь уже со зла не встаю. Потому что какая же разница: сию минуту я вынесу или через полчаса? Это же непринципиально.
Короче говоря, она бежит на кухню, хватает ведро. Я за ней, и поехали. Скандал…
Хотя, с другой стороны, мы, пожалуй, потому ругаемся, что у меня переходный возраст. А вообще-то она у меня ничего. С ней даже дружить можно — в кино пойти вместе. Раньше мы часто ходили. И с виду она на девчонку похожа. Оттого ли, что она лечебную физкультуру все время больным показывает, но у нее фигура совсем тоненькая. Когда мы в Москве в метро ехали на вокзал — и с нами еще доктор тот знакомый был, чемоданы помогал тащить, — один дядька даже маму со спины спросил: «Девочка, у „Комсомольской“ сходишь?»
