Он вытер нос и напился воды. В комнате царила мертвая тишина. Репортерские перья смолкли.
— Тогда, — закончил Томаш, — я уступил ей место.
— О, как это необыкновенно и трогательно! — воскликнула я, почти лишаясь чувств. Собрав последние силы, я спросила охрипшим голосом:
— Расскажите, пожалуйста, как это происходило?
— Я встал и сказал «Садись, старина!»
Крупные слезы покатились по моим щекам. Я была растрогана и дрожала. Мужчины рыдали.