«Давай-давай, смейся, — проворчал я, ничуть не обижаясь. — Только на вопрос мой ответь. Интересно мне знать мнение со стороны».
«Тогда уточни для начала, что ты подразумеваешь под словом „относится“?»
«А что тут можно еще подразумевать?»
«С одной стороны Фло — твоя наставница, с другой, вы в достаточно тесных личных отношениях. Какой аспект этого вопроса ты хотел бы обсудить?»
«Второй, конечно».
«Тогда непонятно, о чем здесь спрашивать, — откликнулся собеседник таким тоном, словно пожимал плечами, — По-моему, хозяйка отчетливо дает понять, что любит тебя, и вроде бы даже открытым текстом об этом говорила».
«То есть ты считаешь, что человек и Аморф могут любить друг друга?»
Смех-шелест возобновился с новой силой.
«Ты-то, судя по всему, втрескался по самые уши. Только влюбленные могут быть так глупы».
«А Фло?» — спросил я осторожно, не реагируя на издевки.
«Любовь — ее самое любимое занятие, — заверил Сад, не переставая смеяться. — Неужели тебе еще неясно?»
«Издеваешься?»
«Серьезен как никогда».
Мне почему-то не верилось.
«Как ты не поймешь? — сказал я, раздраженно. — Я-то вижу в ней человека, а она во мне кого?»
«Я тоже, откровенно говоря, не знаю, что она в тебе нашла, — продолжал веселиться Сад. — У тебя нет ни одного листочка, даже веточки. Я уж не говорю, что ты совсем не умеешь цвести!»
Хохот сотрясал теперь даже деревья. Я придержал стол, чтобы фигуры на нем не опрокинулись, и мстительно сообщил:
«О'кей, о'кей, можешь и дальше смеяться, вот только тебе мат, голубчик».
Сразу стало тихо.
«Позволь-позволь, — Сад заволновался. — Как же это. Я не вижу!»
«Конечно же, мата еще нет, — поправился я. — Но положение безнадежное, это и ребенку видно».
«Ребенку, может, и видно, но не мне нет… на каком ходу мат?»
«Да не знаю, пока, — терпеливо сказал я. — Но это, по-моему, и не важно».
«Как это не важно! Я просчитываю по двадцать ходов вперед для каждой фигуры».
«Господи! Зачем? Конечно, очевидно, до мата ходов больше. Но… впрочем, давай доиграем, если не веришь».
Некоторое время мы молча передвигали фигуры, и вдруг Сад потерянно сказал:
«Теперь и я вижу. Ты прав, продолжать дальше бессмысленно. Ты у хозяйки этим приемам научился? Она меня так же обыгрывает».
«Не расстраивайся, дружище, — успокаивал я. — Играешь ты действительно сильно. До вчерашнего дня ты б меня точно обставил».
Потянувшись, я хотел было встать, но тонкие прохладные ладони, прикрыв глаза, прижали меня к спинке кресла. Вихрем налетели горячие эмоции, в душе поднялась буря чувств и волна очарования.
