Хозяйка, которой Грация с умилением стала рассказывать о жизни собачьего семейства, неожиданно обрушилась на Гришку:
— Да он же кобель какого свет не знал! Где сучка в охоте, там и Гришка непременно.
Сдерживая улыбку, Грация попыталась защитить Гришку:
— Он же не человек — животное. Ему можно.
— Можно? Что можно? А Белка на что? Этот Гришка ее ни во что не ставит. Хоть в Рузу сбегает, хоть за Можай умотает. И не лень ведь псу — за Можай. И что с ним только ни делали, а он все равно ни одной собачьей сходки не пропустит. Чисто генерал на свадьбе. А прошлой зимой так, дурак, за волчицей с течкой увязался. Подрали его волки вусмерть! Как выжил, неизвестно. Говорят, Белка его выходила. А волки, ты, Грация, учти, в этих случаях особо опасные…
4
…Грации снилось, будто идет она вдоль широкой и могучей реки. Может быть, это было озеро или даже море. А если все-таки река, то с бесконечно далеким, лишь приблизительно угадывающимся в розово-белесом тумане берегом… Нет, пожалуй, приснилось все-таки настоящее море, но не южное, теплое, а, скорее, Балтийское или Белое, потому что на пути встречались огромные, с острыми углами, гранитные глыбы, непоколебимо стоявшие в мрачной угрюмости.
Грация шла и шла вдоль моря. Иногда под ее ногами скрежетала галька, иногда скрипел жесткий песок. Встречный ветер грубо останавливал ее — ветер был сильный и ледяной — и дул ровно и нескончаемо, но Грация наклоняла голову и упрямо пробивалась сквозь его враждебную, как бы живую, упругость.
Когда Грация проснулась, то в первые минуты ощутимо помнила, как сдавливал ее голову этот ветер — до ощущения мигреневой боли, как хлестал по коленям мокрыми полами плаща. Бесконечный порыв холодного воздуха заставляет все ниже и ниже сгибаться узловатые и кривобокие деревья, лохматой изгородью выросшие на дюнах, которые плавными горбами взбегали к голубому небу, запятнанному черными и седыми разводами туч.
Иногда Грации чудилось, что место это ей знакомо. То ли Юрмала, то ли Выборгский залив. А то показалось, что много раз видела точно такой берег не в жизни — в кино, в видовой короткометражке, перед началом художественного фильма, когда не было еще однокомнатной квартиры и они с Дубровиным спасались от бездомности на любых зрелищах. Про природу показывали в начале; Дубровин еще не успевал замереть рядышком, как всегда — справа, с ее ладонью в своей большой и мягкой руке, а сама Грация еще боялась: вот сейчас зачем-нибудь зажгут свет, и все увидят их, сблизившихся пальцами и головами, и догадаются о незаконности и бездомности этой парочки…
