Воробьиха творила добро при помощи «шпека». Татьяна Васильевна помалкивала, а в начале смены, проходя мимо, по дороге к своему месту у окна, клала мне на угол стола бутерброд в промасленной бумаге. У нее не было ни супруга, ни детей. У Беляевой была большая семья: муж — инвалид войны, две дочери-первоклассницы и сын-студент, который отказался от матери, когда ее выпроводили из университета «за низкопоклонство перед Западом» (Беляева вела семинар по французской литературе XIX века), но и она заботилась обо мне — по-своему. Мы все приходили на работу задолго до звонка. Воробьиха, наведя порядок на тумбочке, направлялась в конторку к начальнику цеха. Татьяна Васильевна принимала строго по минутам какие-то таблетки и то смотрела на часы, то, пережидая положенное время, молча глядела в окно. Беляева же занималась со мною русским языком и литературой. Она хотела, чтобы я все-таки поступил в институт и получил высшее образование. «Лучше всего — университетское», — говорила Беляева. И в этот момент ее лицо искажала болезненная гримаса…
Однажды Воробьиха вернулась от начальника цеха с кипой свежих оттисков, но миновала тумбочку, прошагала, твердо ступая поношенными лодочками на высоких каблуках, мимо меня и Беляевой. И остановилась за спиной Татьяны Васильевны.
— Вот, — сказала Воробьиха, — срочно. И очень ответственно.
— Что это? — Татьяна Васильевна, не разгибаясь, повернула к начальнице голову. Шпильки в пучке на ее макушке торчали, как маленькие усы комнатной телевизионной антенны.
Громко, со значением, подчеркивая каждое слово, Воробьиха продекламировала:
— Речь товарища Суслова Михаила Андреевича на торжественном заседании, посвященном дню рождения Иосифа Виссарионовича Сталина. Пойдет передовой в «Молодом большевике». Досыл. Редакция журнала читать корректуру не будет. Полностью доверили нам.
— Ой, — пискнула Татьяна Васильевна, — мне сегодня на поддувание. Пусть Беляева почитает.
Воробьиха высоко подняла тонкие, явно выщипанные брови.
— Беляева? Нет, э т у речь я не могу дать космополитке. Меня не поймут… А у вас, между прочим, поддувание по пятницам. Сегодня же вторник…
И, не пожелав выслушивать, что там верещит в свое оправдание Татьяна Васильевна, начальница прошла мимо стола Беляевой, положила оттиски передо мною.
— Все прочее — в сторону, — скомандовала Воробьиха. — Постарайся — и мы повысим тебе разряд. Может быть, сразу дадим пятый. А те, кто уходят от личной ответственности, пусть пеняют на себя…
