Федор Волков | страница 27
— Что надо делать при удивлении? — спрашивал Иван.
Федор поднимал обе руки и прикладывал их к верхней части груди ладонями наружу.
— А при выражении отвращения?
Федор поворачивал лицо в одну сторону, а руки — в противоположную, как бы отталкивая от себя нечто ненавистное. Дмитревский вновь склонился над книгой, перевернул несколько страниц. Волков заглянул через его голову в текст:
— Вот-вот, прочти-ка, что говорится о декламации и о разнообразии аффектов.
— «Декламация должна быть естественной… только в виду большого количества слушателей и отдаляющего их расстояния, голос надо давать значительно выше и сильнее…»
— Хватит, — перебил Волков. — Давай от риторики к действию перейдем. Прочту-ка я тебе лучше монолог Трувора из четвертого действия…
Федор отошел в угол, поправил прядь волос, прислонился рукой к стене, помедлил и вдруг порывисто обернулся к Дмитревскому. Тот не узнал его лица — столько отчаяния запечатлелось в нем, в глазах стояли слезы. Волков начал читать. Это был последний монолог несчастного, которого брат Синав — правитель Новгорода — приговорил к изгнанию, чтобы разлучить с Ильменой, которую сам хотел взять в жены.
Едва Волков кончил монолог, как в тот же миг за его спиной раздались аплодисменты. В дверях стоял А. П. Сумароков. Прижимая локтем папку в сафьяновом переплете, он восторженно хлопал в ладоши:
— Ну и силушкой наградила тебя, Федор Григорьевич, природа. Я как будто сызнова текст свой восчувствовал. Вот что значит, когда сердцем говорит человек!
Сумароков подошел, крепко обнял Федора, увидел на столе раскрытый трактат, улыбнулся:
— Молодцы! Упражнения телу и говорению сценическому нужны ежедневные. Позитурное искусство — украшение лицедея. А все же естество выше искусства! Впрочем, Волков про это не хуже меня знает.
Александр Петрович раскрыл принесенную папку, вынул оттуда лист гербовой бумаги и с торжественным видом протянул Волкову:
— Читай, указ только что подписан…
Глаза Федора быстро бежали по каллиграфически написанным строчкам, а в душе поднималась волна горячей радости: «Повелели мы ныне учредить русской для представлений трагедий и комедий театр, для которого отдать головкинский каменный дом, что на Васильевском острову, близь кадетского дома. А для оного повелено набрать актеров и актрис: актеров из обучающихся певчих и ярославцев в кадетском корпусе, которые к тому будут надобны, а в дополнение еще к ним актеров из других неслужащих людей, также и актрис приличное число… Дирекция того Русского театра поручается от нас брегадиру Александру Сумарокову…» Передал лист Дмитревскому, смотрел счастливыми глазами на Сумарокова.