Олег Табаков и его семнадцать мгновений | страница 80
.
«Наверное, надо быть идиотом, чтобы в 74 года, руководя двумя театрами, организовывать еще и театральную школу. Но действительно, я это сделал. Ведь ранняя профессионализация в нашем ремесле очень важна. Может быть, и определяющая».
«Одаренность Безрукова была очевидна с первой минуты. Кроме того, Сережа оказался очень ценным членом коллектива. Его отец работал в Театре сатиры, и благодаря этому Сережа приносил на самостоятельные показы огромное количество реквизита – не только для себя, но и для ребят. А однажды притащил… пулемет. Не настоящий, конечно, макет, но он выглядел очень внушительно. Он всегда – за коллектив. А такие люди особенно ценны в большом общем деле».
«Я так думаю, что мой глаз действительно обладает особым свойством – распознавать энергетику человека и даже некоторые параметры этой энергетики. Ведь один человек может покрыть своей энергией вот эту комнату, другой – четыре такие комнаты, а третий – четырнадцать. И это я ощущаю. Как и почему, сказать не могу, но ощущаю».
«Я многое делаю для своих учеников и не вижу в том особого героизма или какого-то благородства. Это нормальная вещь. Поскольку я отлично помню, как в свое время великая актриса Алла Тарасова лично пошла к министру обороны, чтобы меня, никому тогда еще не известного артиста, не брали в армию. Еще помню, как мой педагог Василий Осипович Топорков попросил меня и мою однокурсницу Нину Заварову сходить с ним в сберкассу, где он снял с книжки довольно много денег и на них устроил нашему курсу «отходную». А уж как забыть семью потомков художника Валентина Серова, к которым моя однокурсница привела меня нахлебником! У них варили грибной суп и кофе в жестяном самодельном кофейнике литра на четыре. Кормили не только голодных студентов, но и людей, вернувшихся из лагерей, – те вообще жили у Серовых по полгода. Например, родственница декабриста Пестеля – Елена Петровна Пестель, она ведь была репрессирована. Все это долги, которые надо отдавать. И я отдаю по мере возможности любимым людям».
«Мои родители видели мой успех. И это – самое главное».
«Был такой композитор Эдик Колмановский, автор песни «Я люблю тебя, жизнь…». Однажды он подарил мне свою пластинку, на которой надписал: «Я люблю тебя, друг. И хочу, чтобы лучше ты стал бы». Вот и я так смотрю на всех своих многочисленных учеников и на их работы.
«Лицо моего отца… В нем была какая-то печать. Печать таланта, наверное. Для меня эти понятия: отец-доктор и Антон Павлович Чехов-доктор очень соотносятся и означают если не знание истины в последней инстанции, то невероятное стремление к истине и к знанию».