Она сделала глубокий вдох, потом медленно выдохнула и подняла взгляд на Марту:
– Пожалуй, я послушаюсь Сета и пойду спать. На меня вдруг навалилась такая усталость, что я едва сижу.
– Вам давно пора в кровать, – фыркнула Марта, берясь за стул Келли, словно собираясь отодвинуть его. – Любой бы с ног валился после того, что сегодня случилось, а уж при вашей болезни – ничего удивительного. Прав мистер Сет, пусть другие волнуются обо всех вокруг, вам же надо позаботиться о себе.
– Марта живет с нами с тех пор, как я заболела, помогает по хозяйству. Она даже спать не ложится, пока я не лягу. Не представляю, что бы я без нее делала, – сказала Келли, устало улыбнувшись Марте.
– Скорее всего, загоняли бы себя до смерти, – пробурчала Марта, потянув за спинку стула.
– Мне тоже пора спать. – Оливия встала, наблюдая с растущей тревогой, как Келли осторожно поднялась на ноги. Отвергнув помощь Марты, Келли первая вышла из кухни медленным, но уверенным шагом. Поднявшись по лестнице, все трое остановились. Келли посмотрела на Оливию и загадочно ей улыбнулась.
– Дорогая, я действительно очень рада, что ты дома, – сказала она, заключив Оливию в объятия. Обняв ее в ответ, Оливия испугалась, почувствовав, каким хрупким стало тело тетушки.
– Я тоже рада, что вернулась, – тихо ответила Оливия. Ее сердце переполняли любовь, жалость и раскаяние. «Как я ошибалась, что так долго не приезжала, – с грустью подумала она. – Как была не права, что позволила гордости и упрямству разлучить меня с семьей». Но до сегодняшней ночи она была слишком молода, чтобы осознавать, как быстротечна жизнь.
Теперь же получила жестокий урок.
Келли и Марта направились в свое крыло, Оливия – в свое. Даже свернувшись калачиком рядом с Сарой, Оливия все еще чувствовала в своих руках тело Келли: оно как будто таяло, исчезало – одна кожа да кости.
А Большой Джон пережил сердечный приступ. Что бы ни говорили, она всегда будет считать себя причиной этого удара и чувствовать свою вину.
Оливия молилась богу, чтобы он не дал умереть Большому Джону и чтобы с тетей Келли все было в порядке. Ей надо успеть загладить свою вину перед ними обоими. Перед всей семьей, которую когда-то она так поспешно покинула.
Острый страх потери сковал ей горло, она чувствовала во рту его горький привкус, и на сердце лег тяжелый камень. Навернувшиеся на глаза слезы заструились по щекам на подушку. Оливия еще долго лежала в своей бывшей кровати, тихо всхлипывая, чтобы не разбудить дочь, свернувшуюся под одеялом рядом с ней, пока наконец усталость не взяла свое. Оливия погрузилась в сон.
