Линейный крейсер «Михаил Фрунзе» | страница 44



Но – можно ли любоваться архитектурой, когда со стен кричат аршинными буквами декреты? Когда вокруг – революция!

– Какая революция? – переспрашивает Ренгартен. Обводит рукой спокойный город. По улицам не шагают патрули, люди спешат по обыденным делам. – Все тихо. Штаб у греков на прежнем месте, и лица там, готов спорить, те же, что в прошлом году. Впрочем, сейчас проверим, что пишут…

Он разворачивается в сторону объявлений. Читает издали – даже не щурится. Не умеет, так же, как улыбаться?

– Указ о перерегистрации газет и радиостанций. Дельно: не отказываясь от принципа свободы слова, поможет придержать длинные языки – на время. Предупреждение об «особом периоде»: любые уголовные преступления и административные нарушения будут караться с удвоенной строгостью. Сроки заключения выше пяти лет будут заменены расстрелом. Пытаются поддержать порядок и показать силу. Для этого же – списки получающих повышение офицеров и чиновников… Сдается мне, большинство этих господ о перемене правительства узнало из объявлений. А, вот главное сообщение. Хмм, «воззвание». Не «коммюнике»! Не хотят показаться бюрократами. Что у нас? «Великая греческая культура… неоценимый вклад в основание современного мира…» Так, ребята, не стоять с открытыми ртами. Говорите, зачем это все! Ну?

Патрилос собрался было открыть рот – в бок ткнулся локоть кап-три. Совсем не сильно… но межреберный нерв отозвался злым прострелом.

– Не подсказывайте, Иван Павлович. Тот, кто желает быть командиром, должен обладать аналитическими способностями. Пусть говорят, а мы с вами после подправим и разъясним. Хорошо?

Патрилос кивнул.

– Пойдет. Я ж грек, а потому мне разговор про политические новости ближе, чем про особенности сводов очередной базилики…

Увы, беседа оказалась слишком интересной: даже Ренгартен увлекся разговором и перестал смотреть под ноги. В итоге – заозирался.

– Газетчиков не видно, но чистильщики обуви, надеюсь, на перерегистрацию не закрыты? Нет? Значит, мне повезло, а новенькое правительство совершило большую ошибку.

– Почему, тащ капитан?

– Потому что чистильщик обуви в Салониках – помесь газеты и допросного застенка. Сейчас увидите…

Здесь, в центре большого портового города, чистильщик обуви выглядел живой витриной фашизма: неважно, чем человек занят, главное, чтобы носил униформу. Впрочем, если бы ее, эту форму, выдавали даром, у метаксистов появился бы отличный рупор пропаганды.

А так… Когда один ботинок Ивана Ренгартена приобрел зеркальный блеск, он уже знал половину бед Салоник – и, почитай, все слухи. Даже то, что новое правительство направило сюда, в Салоники, делегацию министерства трудовых ресурсов.