Идут минуты. «Сверчки» поменяли позиции. Как они себя ведут, оператору не говорят. Может, продолжат расходиться с набором высоты, может, спустятся пониже и изобразят атаку торпедоносцев… Это неважно.
Старшина Веренич их найдет!
Как только будет команда.
Иван Иванович Ренгартен отрывает льдистые глаза от хронометра. Не последние же часы он подарил оператору?
– Время. К поиску цели приступить!
Умелые руки вновь охватывают рукояти управления антенной. По экрану бегут помехи. Наверху, на фок-мачте, шарит по небу прямоугольная решетка антенны. Словно большой сачок для бабочек! Впрочем, чем не сачок? Правда, на самолеты.
– Где вы, где вы, где вы… – приговаривает главстаршина. Экран пуст, только «травянка» выпускает усики помех: следы стоящих в гавани кораблей, буев, портовых сооружений.
Медленное вращение антенны. Сжатые в кулаках рукояти. Капли пота на лбу.
– Где вы, где вы, где вы… Есть отметка!
Экран вспыхивает десятками зеленых огней и сразу гаснет – антенна прошла мимо.
Николай понял: это помеха, это не может быть сигнал от корабельного гидросамолета. Даже от двух сразу! Значит, помеха. Значит, вся работа псу под хвост, и снова, вместо того чтобы смотреть чужой город, придется копаться в потрохах РУСа, а то и лезть наверх, устранять причину помехи. Наверняка ветер сместил какую-то антенну, она и светит…
Веренич скрипит зубами от злости, и помеху ищет уже как личного врага. Нужно же увидеть, при каком положении антенны она выскакивает?
Экран снова залит пятнами отметок.
– Есть помеха, тащи кап-три. Держу! Держу ее, дрянь…
Дальше – загиб за загибом, шепотом, под нос да сквозь
зубы.
– Не выпускать! – цедит Ренгартен. Он склонился к экрану, считает вслух:
– Десять… нет, двенадцать… дистанция триста семьдесят… скорость сто девятосто…
Он оборачивается. У него за спиной уже вскочил с привычного места старший помощник.
– Началось, Михаил Николаевич, – говорит ему Ренгартен. – Гости пожаловали, незваные, да жданные. Сейчас мостик порадуем… На РУСе! Крейсерская скорость сто девяносто узлов у чего?
Оператор от волнения вспоминает полесский акцент. «Мокрай трапкай па бруху». Но доклад четок, пусть во рту и пересохло.
– «Хэмпден», «Чиконья», – называет Веренич наиболее подходящие самолеты. – У «Канта» и наших ТБ-8 трохи больше.
До него начинает доходить: то, что он видит на экране, – не помеха. Не может быть помехой: отметки четкие, значит, самолеты. И их много… Если это провокация, то побольше Хасана.
