А Сутырин был впечатлен этим сеансом у Ковальской. Интересная женщина, необычная, умная. Острая. Ну да ладно. Времени нет ни на что.
Вечером жена спросила:
– А почему это ты ездишь к этой Ковальской? Могла бы и она приехать, не развалилась бы за такие бабки.
– Мне так удобнее. И ей тоже. Она работает у себя в мастерской. Там специальное освещение.
– И когда ты опять к ней поедешь?
– Завтра.
– А мне с тобой можно?
– Это еще зачем?
– Интересно!
– Что тебе интересно?
– Ну, что у нее получается…
– Она тебе не покажет.
– Почему это?
– Потому что целому дураку полработы не показывают. А там даже не полработы, пока только наброски.
– А ты их видел?
– Нет.
– А почему?
– Я же сказал: целому дураку полработы не показывают.
– Значит, ты тоже дурак?
– Выходит, дурак! Ладно, Кристина, я устал. И хочу спать. Я сыт разговорами.
– Рома, погоди…
– Что еще?
– А когда будет готов портрет?
– Пока не знаю. Что ты привязалась с этим портретом?
– А я тоже хочу портрет. А то у Верочки есть, у Ванды тоже…
– Ладно, там видно будет, если мне мой портрет понравится, так и быть, закажу и твой тоже…
– Ну, за второй портрет она должна будет сделать хорошую скидку.
– Поживем – увидим!
– Ромочка, я тебя обожаю!
– Обожаешь? Вот и славно! Я пошел спать.
Ему вдруг стало смертельно скучно. Он заглянул в детскую. Дочка спала. Он осторожно поправил одеяло, и на цыпочках вышел из детской. С ума сойти. Веронике уже семь лет, за всеми делами он почти не заметил, как пролетели годы. Навалилась усталость. Придется выпить снотворное.
Тимур маялся. Раздражение, накатившее еще в Париже, вдруг с новой силой ожило в нем. Опять раздражало все. Раньше он даже любил читать газеты, теперь не мог взять их в руки. Такое впечатление, что все кругом рехнулись. Позвонил Роберт:
– Дружище, ты и впрямь от меня не отвернулся?
– А разве должен?
– Ну, судя по последним событиям, вроде, должен, – горько проговорил Роберт.
– А я на всю эту пакость плевать хотел. Я это все ненавижу! Такое впечатление, что все кругом свихнулись. Короче, если я тебе понадоблюсь, позвони, встретимся, выпьем, поговорим.
– Тимур, ты серьезно?
– Серьезнее не бывает.
– Спасибо, спасибо, дружище!
Тимуру показалось, что в голосе Роберта были чуть ли не слезы.
– Слушай, Боб, ты сейчас где?
– Дома.
– Хочешь, я прилечу?
– Нет, лучше я сам… – он помолчал. – Знаешь, меня сняли с роли… И хотят вообще закрыть проект…
Тимур громко матюгнулся.
– Что ты сказал? Это знаменитый русский мат?
– Он самый. Давай, старик, приезжай, остановишься у меня. Зачем тебе светиться в отеле?
