59—60. «Да будет так», — молвил месяцу равный муж, искушенный во владении оружием, и затем, испив с ладони влаги из той реки, от месяца происходящей и очищающей, принял заклинание стрелы от того, кого он освободил от проклятия. Так волею судьбы вступили на стезю дружбы эти двое, встретившиеся по неведомой причине, после чего один удалился во владения Читраратхи[207], другой же продолжил путь в счастливую добрым царем Видарбху.
61—62. Царевич остановился у границы города, и властитель кратхов и кайшиков, исполнившийся великой радости при вести о его прибытии, вышел ему навстречу — так океан вздымается волнами навстречу месяцу. Он ввел его в город, указывая дорогу ко дворцу, и оказал ему царские почести, кланяясь ему так низко, что собравшийся там народ мог принять царя Видарбхи за гостя, Аджу — за хозяина дома.
63—65. С поклонами царедворцы проводили сына Рагху в воздвигнутый для него прекрасный павильон, где на возвышении против входа выставлены были полные водой кувшины, и он вошел в него, как входит бог любви в возраст, следующий за детством. Там ночью Сон, подобный робкой возлюбленной, нескоро снизошел к нему, мечтавшему о деве-красе, ради которой сошлись на сваямвару многие цари. Всю ночь, вдавивший серьги в широкие плечи, он проворочался на своем ложе, впитавшем благовония, сошедшие с его тела, а на заре его, прославленного мудростью, пробудили гимнами красноречивые придворные певцы, сыновья певцов, его сверстники:
66—74. «Ночь прошла, о лучший из мудрых, восстань с ложа! Лишь на двоих разделил Создатель бремя власти над миром; с одной стороны несет его твой отец неусыпно, другой же половины опора — ты. От тебя, отдавшегося во власть Сновидения, ушла за утешением к Месяцу Лакшми, свое томление по тебе подавляя, как ночью ревнивая жена, но и Месяц уже закатывается, расставаясь с красотой твоего лика. Да уподобится взаимно одно другому, да раскроются око твое с изящно движущимся зрачком посередине и лотос, в котором сидит черная медуница. Утренний ветерок, словно соревнуясь с дыханием твоих благоуханных уст, срывает увядшие цветы с деревьев и насыщается ароматом лотосов, раскрывшихся под лучами Аруны[208]. Капли росы, выпавшие на розовых снизу побегах деревьев, светлые, как омытые жемчужины ожерелья, напоминают о веселой твоей улыбке, обнажающей белые зубы, над нижней губой яснее сверкающие. Солнце, хранилище великого жара, еще не всходило, но Аруна уже спешит рассеять тьму; к чему же, о герой, когда идешь ты во главе воинов, отцу твоему утруждать себя самому истреблением врагов? Твои слоны покинули ложе, сгоняя сон с обоих боков, волоча гремящие цепи, — на их бивнях как будто осела красноватая пыль от руды, которую они рыли в горах, но это багряные лучи зари упали на них. Проснулись и упряжные кони из страны Ванаю
