4—11. «О ты, чей ум острее священной травы куша[190]! Здравствует ли наставник твой, лучший из слагающих гимны, от кого обрел ты великое знание, как мир обретает жизнь от солнца? Надеюсь, не умалили никакие враждебные силы тройное сокровище подвижничества великомудрого, телом, речью и мыслью неустанно скапливаемое и тревожащее покой Индры. Ни буря, ни другие бедствия не погубили, надеюсь, деревья обители, чья сень дарует отдых, — окапывая их канавками и другие работы исполняя, не ухаживал ли ты за ними, как за родными детьми? И ничто не грозит, надеюсь, маленьким ланям, которых ласковые отшельники лелеют, едва родившихся, на коленях и которым потом разрешают пастись даже на жертвенной траве куша, нужной для обрядов. И мирно струятся там священные воды, в которых свершаются ежедневные обряды омовения и которые берут пригоршнями для возлияний предкам; и шестая доля сбора риса приносится на их песчаных берегах. И дикий рис, и плоды, и другие произведения леса, дающие вам пропитание, и все, что предлагают своевременно пришедшим гостям у вас, — да не потравит это пасущийся в окрестностях деревенский скот! Не дал ли тебе великий мудрец, удовлетворенный полученным тобою воспитанием, разрешения вступить в новую пору жизни? Ведь именно теперь наступило время для тебя войти во вторую ашраму[191], стать домохозяином, для всех благодетельным. Не довольно для души моей принять с почетом достойного гостя; я жажду исполнить твои веления. По указанию ли наставника или по собственной воле оказал ты мне честь твоим приходом сюда из леса?»
12. Выслушав Рагху, ученик Варатанту увидел по глиняному горшку, содержавшему дары гостю, что, хотя и благородна речь царя, но уже раздал он все свое богатство, и, разочарованный в своих надеждах, обратился к государю с такими словами:
13—17. «Знай, о царь, что во всем мы благополучны, и может ли быть иначе? Какие невзгоды могут постигнуть подданных, пребывающих под твоим покровительством? Может ли тьма ослепить очи людей, когда светит солнце? Почитание достойных передается в твоем роду по наследству, а ты, о блаженный царь, в этом превосходишь своих предков. Но огорчает меня, что пришел я к тебе просителем, когда уже поздно. Представ в сиянии лишь телесной своей красоты, раздаривший богатство свое достойным, ты прекрасен, о владыка народов, как стебель дикого риса, напитавшего лесных жителей. Эта бедность твоя, произошедшая от жертвоприношения Всепобеждающего, только делает честь тебе, верховному властителю земли. Убывание луны, выпиваемой постепенно небожителями, более красит ее, чем ее прибывание. А потому я, отрешившийся от всех дел, пока не вознагражу наставника своего, постараюсь достать деньги для уплаты ему у кого-нибудь другого. Да будет благо тебе! Ведь даже чатака
