Умолчать об охотничьей страсти царя Дашаратхи Калидаса не мог — именно она сыграла роковую роль в судьбе этого эпического героя. Девятая песнь завершается трагической сценой: царь, думая поразить слона, вместо этого смертельно ранит юного отшельника, пришедшего к реке за водой. Намерение убить лесного слона само по себе греховно для царя — убиение слонов воспрещалось, их следовало ловить живьем и приручать, на что существовала царская монополия. Поэт так объясняет поступок Дашаратхи: «Даже ученые люди, когда они ослеплены страстью, вступают на путь греха» (IX. 74). За этот грех царя постигает тяжкая кара.
Начиная с девятой песни Калидаса вступает на почву, уже возделанную до него великим поэтом, его предшественником. Отсюда начинается изложение сюжета «Рамаяны» Вальмики, ведь царь Дашаратха - отец великого героя древних сказаний Рамы. В «Рамаяне» эпизод с невольным убиением отшельника отнесен к другому месту: сам Дашаратха рассказывает перед смертью, уже после изгнания Рамы, об этом злосчастном своем поступке и о проклятии жене Каушалье. У Калидасы изложение событий упорядочено хронологически. Девятая песнь кончается возвращением Дашаратхи в столицу, десятая содержит историю рождения Рамы.
Некоторые исследователи считают песни, посвященные Раме, лучшими в поэме Калидасы[31]. Во всяком случае, они занимают в ней центральное место; Рама является величайшим из героев рода Рагху, ему уделено в поэме больше всего песней, и вся галерея царей, которая предстает перед нами в этом произведении, как бы ориентирована на ее центральный образ.
Калидаса, по-видимому, сам считал песни X —XV композиционным стержнем своей поэмы. Можно полагать, что именно эти части он отделывал наиболее тщательно. Здесь он проявляет особенную изобретательность, нанизывая метафоры, сравнения, мифологические аллюзии, хитроумную игру слов, демонстрируя весь арсенал традиционных поэтических средств выражения. Но, пожалуй, именно здесь он менее всего оригинален в своем поэтическом языке, и эти части более всего производят впечатление блестящего, но несколько искусственного варьирования вошедших в употребление клише, феерического представления традиционных образов и стилистических фигур.
Следует принять во внимание, что Калидаса находился в довольно трудном положении, когда приступал к описанию деяний Рамы. Едва ли уместно было притязать на соперничество с Вальмики, и такой задачи он себе, очевидно, не ставил. Обращаясь к этому знаменитому сказанию, Калидаса должен был проявить немалый такт, и он избирает тот путь, который подсказывает ему здравый смысл и поэтическое чутье: он не пытается затмить автора <Рамаяны», но, насколько это возможно, уклоняется и от рабского следования прославленному образцу.
