Когда они нас завидели, то тотчас дали знать кому-то внутри здания. В ту минуту, когда мы были в двадцати ярдах от входа, султан, ждавший нас стоя, спустился с лестницы и, проходя мимо рядов своей гвардии, приблизился к нам и протянул нам правую руку с добродушной, приветливой улыбкой на лице. В свою очередь, мы сняли шляпы и пожали ему руку, после чего, по его желанию, мы прошли вперед, пока не очутились на самой верхней ступеньке, у входной двери. Султан сделал нам знак идти далее; мы поклонились и, дойдя до площадки некрашеной и узкой лестницы, снова остановились в недоумении. «Идите дальше», сказал султан и мы поднялись по лестнице, причем чувствовали себя весьма неловко, имея позади себя государя. Я заметил, что консул всходил по лестнице боком с намерением соблюсти и приличие и свое достоинство. Я подражал ему, насколько мог, но не находил своего положения особенно приятным. На верхней ступени лестницы мы остановились, и повернулась лицом к входившему султану. Нас опять стали любезно приглашать идти дальше, и мы наконец очутились в тронной зале. Это была высокая комната, разрисованная в арабском вкусе; пол был устлан толстым персидским ковром, а вся мебель заключалась в дюжине позолоченных кресел и люстр.
Нас посадили; по правую руку султана сел Лудга Дамджи, банианский сборщик таможенных пошлин, почтенный с виду старик, с умной и пытливой физиономией; рядом с ним поместился магометанский купец, Тариа Топан, пожелавший присутствовать при свидании — не потому только, что он был одним из советников его высочества, но и потому, что принимал живое участие в американской экспедиции. Против Лудги сидел капитан Вэбб, а рядом с ним и как раз против Тариа Тапан сел я. Султан поместился на золоченом кресле — между американцами и своими советниками. Драгоман Джогари почтительно стоял перед султаном в выжидательной позе, готовый немедленно перевести султану обращенные к нему слова. Султана, по костюму можно было принять за мингрельца, если бы на голове его не было тюрбана, широкие складки которого представляли смесь красного, желтого, коричневого и белого цветов. Платье на нем было из темного сукна, очень длинное и перехваченное на талии богатой портупеей, на которой висел палаш с золотым эфесом. Ноги его были обнажены и носили на себе следы элефантиазаса — бича Занзибара. На них были надеты только арабские туфли, на толстой подошве, перевязанные на подъеме кожаным ремнем. Прекрасное телосложение и безукоризненные черты умного лица говорили за его аристократическое арабское происхождение. Но трудно было определить характер султана по чертам его лица, имевшего, впрочем, любезное выражение; видно было только, что султан совершенно доволен собой и всем окружающим.
