Черные камни | страница 70



В ответ на обычные наши ответы: «борьба с бюрократизмом», «помощь ВКП(б) и ВЛКСМ», «изучение известных трудов» на нас орали:

— Вы врете! Показаниями других участников доказано, что вы в своей программе ставили перед собою антисоветские задачи:

1) Антисоветская агитация.

2) Террористические акты.

3) Вооруженное восстание против Советской власти. Вооруженное восстание не предусматривалось самыми секретными пунктами нашей программы. Да и смешно вообще было такое предполагать. Три десятка мальчишек с пистолетами хотели силою свергнуть Советскую власть?!

Думаю, что версия о подготовке к вооруженному восстанию и к террористическим актам появилась с подсказки следователя в воспаленных от припоминания мозгах А. Чижова. Он же, вероятно, сообщил и об «обожествлении Сталина». К слову сказать, в протоколах имя Сталина никогда и нигде не называлось, оно заменялось словом «Вождь» с большой буквы.

Опять пошли многочасовые и перекрестные допросы. Мне показали протокол о вооруженном восстании, подписанный Борисом. Подпись была очень похожа на Борькину, но я не поверил. Белков сказал (он, как и Харьковский, вел одновременно и меня, и Бориса):

— «Маленький фюрер» признает, а его правая рука не слушается и упирается!

Спустя два-три дня я нашел в уголке прогулочного дворика окурок от «Беломора», сплющенный и почти засыпанный пылью и мелом. В окорке оказалась записка, написанная грифелем: «Признавать все, ради сохранения жизни. На суде мы откажемся и расскажем, какое было следствие. Б. Б.» Почерк не вызывал сомнений.

И сочинилось у меня такое стихотворение:

Б. Батуеву
Ты помнишь, мой друг? — На окне занавеска.
За черными стеклами — город во мгле
Тень лампы на стенке очерчена резко,
И браунинг тускло блестит на столе
Ты помнишь, мой друг, как в ту ночь до рассвета
В табачном угаре хрипел патефон.
И голос печально вытягивал: ”Где ты?“
И таял в дыму, словно сказочный сон
Ты помнишь, мой друг, наши споры горячие?…
Мы счастье народу, найти поклялись!
И кто б мог подумать, что нам предназначено
За это в неволе заканчивать жизнь?!
Конечно, ты помнишь все это, Борис,
Теперь все разбито, исхлестано, смято —
В тридцатом году мы с тобой родились,
Жизнь кончили в сорок девятом…
Ты слышишь меня? Я сейчас на допросе,
Я знаю: ты рядом, хоть, правда, незрим,
И даже в ответах на все их вопросы,
Я знаю, мы вместе с тобой говорим!
Мы рядом с тобою шагаем сквозь бурю,
В которую брошены дикой судьбой.
Тебя называют здесь «маленьким фюрером»,