Но Ерёмка не слышал: ещё раньше женщин он скатился с облучка, по-прежнему туго натягивая поводья узды, намотанные на его тяжёлую меховую рукавицу.
Лошади понесли было, дрожа под натянутой уздой, но погнувшаяся ось твёрдо упёрлась в землю и остановила их. Слетевшее колесо, прыгая через ямы и колдобины, покатилось с откоса. Задержала коляску лишь высокая наледь с одной стороны её, а промоина на дороге не позволила возку скатиться вниз...
Ерёмка вскарабкался кое-как с откоса, куда едва было не слетел, степенно и не спеша освободил натянутые вожжи и теперь стоял, почёсывая кудлатую голову — треух его свалился и росшие дыбом чёрные волосы упали ему на лоб, закрывая весь обзор.
— Что стоишь, треклятый? — кричала ему в стенку возка Ласунская, словно бы видела сквозь рогожу неловкие и тяжёлые движения своего неповоротливого крепостного.
Ерёмка медленно двинулся к возку, решая, как помочь женщинам выбраться, и то и дело почёсывал лохматый затылок.
Со стонами, визгом и проклятиями Ласунская и Груша еле выбрались через дверцу, оказавшуюся у них над головой. Ерёмка помогал сильными могучими руками, и скоро обе они стояли на мёрзлой земле, на самом скользком от наледи обочном верху.
— Что стоишь? — накинулась на него Ласунская, едва придя в себя после неожиданной оказии. — Растопырил глаза, убил, завалил нас, да ещё и стоит.
Она кричала больше от прошедшего страха, пережитого ужаса, но слова вылетали из её сухонького рта грозящие и проклинающие. Но Ерёмка стоял на дороге, осматривая погнувшуюся ось, ушедшую глубоко в землю, и молча думал, что делать.
Ласунская сошла с наледи на чёрную и вязкую землю возле дороги и огляделась. Вдалеке синел лес, редкие деревья перемежались полосами вспаханной с осени земли, кое-где с проплешинами снега, вилась чёрная расхлёстанная дорога, отороченная наледями по обочинам. Нигде никого.
Ерёмка обошёл возок, покачивая непокрытой кудлатой головой и находя в душе, что дело совсем пропащее. Слава Богу, обошлось только синяками и ушибами, но Ласунская продолжала причитать:
— Убил, без ножа зарезал, треклятый супостат! Что вот теперь делать, ежели не поправишь возка?
Ерёмка отправился искать слетевшее и закатившееся под придорожные кусты колесо. Груша рыдала во весь голос, кляня и погоду, и Ерёмку, а Ласунская вдруг судорожно схватилась за грудь. Там, перевязанные платочком, лежали заветные двести рублей от великого князя Константина, которые Курута тайком сунул ей. Деньги были на месте, и Ласунская немного успокоилась. Теперь вся надежда была на Ерёмку: неужто не найдёт способа поправить возок и ехать дальше?..
